У меня закружилась голова. Я, конечно, предполагал, что старшенький непременно в койке что-нибудь, да отколет — этакое, нестандартное. Но чтоб так скоро…
— Карвер, — он сжал руки чуть сильнее, и я встряхнулся — кажется, он и вправду ждал от меня ответа, и если я его не дам — то и… и не дам. И всё.
Поэтому пришлось кашлянуть и выдавить:
— Об этом… о холодной голове.
— Правильно, — усмехнулся он. — Но вообще-то — о выдержке, Карви. О выдержке.
И, без предупреждения толкнув меня на подушки, навис сверху, чувствительно надавил коленом на бедро, и я поспешно раздвинул ноги.
Поцеловал он меня жёстко. Властно так. Не давая даже шанса хоть как-то перехватить инициативу — и заводило это до искр перед глазами.
А потом вдруг резко ухватил мои руки, завёл за голову и прижал к изголовью кровати. Ни шевельнуть, ни вырваться.
Стоял у меня так, что было больно. А Гаррет вдобавок ко всему ещё и так устроился, что и об него потереться казалось невозможным — так что оставалось проскулить:
— Пожа-а-алуйста…
Он тихо хмыкнул мне в ухо:
— Нет. Вот ты чего сейчас хочешь, Карв? Кончить? Чтоб я тебя трахнул? Чего?
— Да чего угодно, — выстонал я ему в щёку — думать не получалось. — Гаррет…
— Так вот, — брат заговорил снова, пока я опять не начал просить, — помня о твоих проблемах с выдержкой, я думаю, нелишним будет тебя ей научить, Карви. В том числе и так.
И… как-то он так произносил эти слова, такой у него был голос, что я едва так не кончил. Видимо, хоть как-то сдерживаться я всё же умел.
Но сообщать об этом Гаррету не рискнул.
— Поэтому, — всё ещё продолжая держать меня одной рукой, второй он потянулся к своему ремню, — я сейчас тебя отпущу. Но ты будешь лежать, как лежишь, — он вытащил ремень из брюк и положил его, судя по звуку, рядом на покрывало, — даже не попытаешься к себе прикоснуться, будешь меня слушаться и ждать столько, сколько потребуется. Иначе, Карв, я тебя свяжу и так оставлю. Минут на десять, больше ты и впрямь вряд ли выдержишь. Понятно?
Глаза я закрыл давно, и пространство вокруг плыло и качалось. Голос Гаррета звучал сразу отовсюду, и почему-то захотелось закричать, чтобы он меня не отпускал, или чтоб руки связал сразу — мне казалось, что я и правда не выдержу и, как только окажусь свободен, вцеплюсь в пах.
А лежать десять минут в одиночестве ну очень не хотелось.
Но… блядь. Если он хотел найти, наконец, способ сделать так, чтобы я не просто его слушался, а ещё и хотел этого — поздравляю, Гаррет: ты его нашёл.
Я вдруг сообразил остатками мозга, что прижимает он меня не так уж сильно — так, чтобы я, в случае чего, мог освободиться. Что нависает надо мной, не касаясь, и чего-то ждёт.
И что стоит мне сказать что-то в духе: «Да ты рехнулся» или вовсе: «Гаррет, охуел вконец?!» — он отпустит, ляжет рядом, обнимет ненадолго, а потом трахнет. Что, короче, я могу сказать: «Нет, не хочу так», — и ничего «так» и не будет.
Тем лучше было то, что я очень даже хотел.
Что он там спрашивал…
Кое-как отлепив язык от нёба, я выдавил из себя:
— Понятно. Правда. Я всё понял.
Речь получилась сбивчивой, я частил, как малолетка, но было плевать.
Коротко огладив ладонью мою щёку, Гаррет меня и впрямь отпустил. Упёрся ладонями в подушки слева и справа от моих ушей и усмехнулся. Снова.
— Глаза открой.
И я подчинился едва ли не против воли. Слишком уж он её подавлял. И почему-то это было охуенно.
Потемневшими глазами братец жадно смотрел мне в лицо, на мои запястья — как же трудно было удерживать их без его помощи! — а потом, чуть нахмурившись, глянул ниже:
— А тряпки твои нам ни к чему. Тебе эта майка дорога?
Майка на мне, кажется, была вообще казённая, из стандартного комплекта. Тем было лучше: я понял, о чём меня спрашивают, уже когда Гаррет слегка надорвал ткань.
— Рви нахер, — простонал я, запрокидывая голову и рвано дыша. Очень хотелось зажмуриться обратно, но я не смел. — Га-аррет…
«Когда-нибудь он точно порвёт на мне всё бельё», — мелькнула и тут же улетучилась дурацкая мысль. Пусть его. Пусть рвёт. Знал бы он, как это меня заводит — рвал бы чаще.
А потом Гаррет скользнул вниз, чуть укусил меня под ключицей, и я даже вскрикнул от неожиданности — и лизнул сосок, будто на пробу, и сразу обхватил его губами, втянул в рот и слегка прикусил. И начал выделывать языком что-то такое, от чего я расстонался, как девственник — или наоборот, как шлюха, не знаю — и впору было уже начать умолять, чтоб он хоть штаны мне расстегнул, ну невозможно же…
Он гладил меня, кусал и вылизывал, немного дул на свежие укусы, и руки я уже давно просто уронил так, чтобы они оставались за головой — держать их в напряжённой позиции не мог.
— Вот так, Карви, — бормотал Гаррет, касаясь губами моего живота вдоль пояса, — вот так… Молодец. Умница.
И так похабно звучала эта похвала, что я мог только хныкать и скулить — этого всего было слишком много, слишком в избытке, просто слишком — и, разумеется, едва он расстегнул, наконец, ширинку и влез рукой в мои трусы, едва только коснулся моей плоти, я спустил ему в ладонь. Кончил, выстанывая что-то — то ли его имя, то ли что-то бессвязное — и замер, не зная, куда себя деть.
— Посмотри-ка на меня, — позвал Гаррет. Спокойно так, словно ничего и не произошло.
Я приподнял голову, хотя сильнее всего мне хотелось зарыться лицом в подушку. А Гаррет ухмыльнулся — совсем не обидно, даже как-то ласково — и широко лизнул ладонь. Ту самую.
Я застонал и рухнул обратно, закрывая лицо рукой — блядь, если он сейчас ещё и отсосать мне соберётся, я ж с ума сойду нафиг. Не говоря уже о том, что минет сразу после оргазма я вряд ли выдержу — слишком чувствительно, даже болезненно, наверное.
— Ка-а-арвер, — с лёгкой укоризной протянул Гаррет, — ну что я тебе говорил?
— Что?.. — до меня не доходило. Решительно.
Брат резко подался вперёд, ухватил меня за запястье и отнял мою руку от лица. Я застыл, не в силах ни отвернуться, ни закрыть глаза — он так смотрел, что мне казалось, будто заново встанет у меня от одного его взгляда.
— Я тебе говорил, чтоб ты меня слушался, — тяжело и одновременно мягко уронил Гаррет. — А ты мало того, что перестал на меня смотреть без разрешения, — у меня перехватило дыхание, — так и ещё и руками машешь.
Я глухо всхлипнул и зажмурился — теперь это уже не имело никакого значения. Так или иначе — свяжет и оставит.
Хотя сейчас это, пожалуй, будет даже и к лучшему.
Гаррет выпрямился на постели, расставил колени по обе стороны от меня и дёрнул подбородком — как-то даже повелительно:
— Переворачивайся.
Меня ожгло холодом. Он что, собирается?..
Но перевернуться я перевернулся. Потому что нельзя, невозможно было его не послушаться — такого.
Он лёг сверху. Сам, кстати, вообще не разделся, даже футболку не стянул. Главный. А как же. Всё правильно.
Звякнула пряжка ремня, я напрягся, и тут же моего затылка коснулись его губы. Почти нежно. Успокаивающе.
— Я тебя предупреждал, — выдохнул он мне в шею, затягивая на моих запястьях ременную петлю. — Лежи теперь. И только попробуй о койку тереться.
Что он устроит мне за это, я спрашивать не рискнул.
Он отошёл, и спине мигом стало холодно. Хотя секунду назад мне казалось, что изнутри я вообще плавлюсь.