Волы поравнялись с Хаджисмелом и прошли мимо. Он подхватил свой чемодан и, догнав арбу, обратился к вознице:
— Счастливой дороги, брат!
Возница нехотя повернулся, и Хаджисмел увидел его лицо — влажные, будто спросонья, глаза, давно небритые щеки.
— Клади свою ношу, — хозяин арбы кивнул на кузов и отвернулся.
Хаджисмел пристроил свой чемодан и двинулся за арбой. Он хотел сесть рядом с возницей, надеясь, что тот разговорится, но войлочная шляпа снова надвинулась на переносицу, и Хаджисмел так и не дождался приглашения. Радость возвращения понемногу угасала, сменяясь раздражением. Боясь, что ему придется плестись пешком до самого села, Хаджисмел зашагал быстрее и, поравнявшись с передним колесом, сказал:
— Дай-ка, сяду рядом с тобой.
Возница смахнул с доски соломинки и нехотя подвинулся.
Когда арба подпрыгивала на ухабах и Хаджисмел невольно прикасался к соседу локтем или плечом, тот отстранялся, недовольно ворча что-то себе под нос… Обут он был в самодельные чувяки, подшитые сыромятной кожей, ветхие брюки его давно продырявились в коленях, и он прикрывал прорехи обветренными растрескавшимися руками. Хаджисмел чувствовал себя неловко, потому что хозяин арбы был, пожалуй, постарше его, но смущался, как ребенок.
— Что нового у нас? — спросил Хаджисмел. — Прости, может, ты не из нашего села?
— Я тебя знаю, — сказал возница. — Когда выгоняют на пастбище быка, которого откармливают к твоему приезду, то все только о тебе и говорят.
— В селе, наверное, откармливают не одного быка…
— Да, но тот, которого посвятят Хаджисмелу, выделяется в стаде…
— Мне стыдно признаться, но я не знаю тебя…
— Не знать меня — к лучшему.
— Каким же именем я назову тебя при встрече? — спросил Хаджисмел.
— Каким угодно, мне все равно.
Возница слез с арбы и пошел рядом, будто на колючки ступая.
— Обиделся ты на меня, что ли? — спросил Хаджисмел.
— Ноги затекли, вот я и решил размять их…
— На волах давно работаешь?
— Немощные волы мне достаются. А окрепнут чуть — их тут же передают другому.
Он не жаловался: слова, таящие обиду, звучат громче. Возница же говорил, будто вспоминал что-то давнее, почти безразличное ему.
— Рассердись однажды и никому не отдавай их, — посоветовал Хаджисмел, — Можешь так сделать?
Возница промолчал… Когда его волов передают другому, он тоже, наверное, отворачивается, стараясь ничего не видеть.
— А на лошадях ты никогда не работал?
— Когда отбирают моих волов, каждый раз обещают — скоро дадим тебе лошадей… Лошадь умна, слово понимает…
— И девушек на лошади умыкают! — улыбнулся Хаджисмел.
— И алам[13] на лошади проносят…
Возница оживился, в голосе его впервые прозвучали радостные нотки, и Хаджисмелу захотелось рассказать случаи какой-нибудь, историю о лошади, и он вспомнил все, что слышал или читал. Поговорили о скачках, о джигитовке, и, когда возница поправлял шляпу, Хаджисмел увидел его сияющие глаза.
В это время их догнала быстрая четырехколесная бричка. Лошади с коротко остриженными гривами бежали, горделиво изгибая длинные шеи, высоко держа головы. Бричка, обогнав арбу, промчалась было мимо, но тут же остановилась.
— Хаджисмел! — крикнул возчик.
— Батрадз! — отозвался Хаджисмел.
Они спрыгнули на землю, обнялись, закружились на радостях. Батрадз, остыв немного, бросился к арбе и схватил чемодан.
— Оставь, — запротестовал Хаджисмел. Он кивнул на возницу в войлочной шляпе: — Полпути мы проехали вместе, вместе доедем и до конца.
— О чем ты говоришь?! Садись скорее и помчимся в село!
— Поезжай сам и скажи моим — пусть накрывают столы!
Батрадз покачал головой:
— Ты что, побратался с ним?
— Нет, но доедем мы вместе, — ответил Хаджисмел и двинулся к арбе.
— Не знаю, что и сказать, — Батрадз сел в телегу и взмахнул кнутом. — Не нравится мне это…
Лошади рванули с места, и волы сами тронулись следом за бричкой.
— Садись, — позвал Хаджисмел своего возницу.
13