— Шелл, ты хочешь, чтобы мы взяли их — или собираешься заняться этим самостоятельно?
— Мне больше нечего сказать, — с достоинством сказал я.
И он снова покатился со смеху.
Вот придурки, думал я, глядя на него. И как я ещё могу рассчитывать на какую-либо помощь от Департамента полиции, когда состоящие здесь на службе полицейские такие идиоты? Я сделаю все сам. В этом будет залог моего успеха. Как сказал кто-то из древних, если хочешь сделать что-то сам, сделай все правильно. И без них обойдусь, чтобы там ни… — дальше я не мог вспомнить, пребывая в состоянии близком к прострации.
Даже Сэмсон, мой приятель, старый дружище Сэм, и тот оказался против меня.
— Шелл, — заговорил он, утирая слезы, — я на самом деле собирался использовать этот твой убийственный фильм в качестве основания для задержания Вайолета. Но это невозможно. Кто… кто… — он снова задохнулся, судорожно сдерживая рвущийся наружу смех.
— Я сам сделаю это, — объявил я. — Сам отправлюсь к Джимми, и… а там видно будет.
— Видно, как же. Они убьют тебя десять раз.
— Ну и что? Ради чего мне теперь жить?
— Короче, ты не можешь требовать от полиции, чтобы мы вламывались туда. Только не с этим… этим… — он снова начал задыхаться и хихикать — этим доказательством. Это нельзя никому показать, никто просто не поверит. Особенно в Голливуде, столице киноиндустрии всей страны.
Сэм, конечно, лишь подтрунивал надо мной. На самом же деле фильм он забрал. Видимо для чего-то эта пленка ему все-таки понадобилась.
Я встал, собираясь было уйти. Но затем снова обессилено опустился на свой стул, только сейчас осознавая, что остаток своих дней мне придется прожить в тоске и одиночестве. Дверь открылась, и в неё вошел — точнее сказать, ввалился — громила-сержант по фамилии МакКрейг. Вообще-то он был лысым, но теперь на его плешивой голове красовался женский парик, несомненно одолженный на время у кого-то из местных сотрудниц. Он был в брюках, но без рубашки, и на его голой груди красовался внушительных размеров бюстгальтер, набитый бумагой, концы которого не сходились и были стянуты на спине при помощи дополнительной веревочки. Можно было подумать, что туда был засунут целый многостраничный номер “Нью-Йорк таймс”. В одной огромной ручище он держал автомат. А в другой — белые трусы.
Инициалов на трусах не было. Имени тоже. Так же как и на автомате. Да все и так было ясно. Как и то, что Роулинс разболтал все, что знал и даже то, о чем только догадывался.
Я сидел, глядя с плохо скрываемым отвращением на омерзительные кривляния МакКрейга. Юмор у полицейских довольно грубый. Это вообще очень жестокие люди. Да и чего ещё можно от них ожидать, если им приходится постоянно иметь дело с уголовниками, занимаясь раскрытием преступлений и прочими неделикатными вещами? Сказать по правде, чувство юмора у них практически отсутствуют. А поэтому они с удовольствием смеются и над несчастными, оказавшимися в прибойном потоке и унесенными в море, и над пожилыми дамами, попавшими под газонокосилку.
Я встал.
— Между прочим, — сказал я МакКрейгу, — очень глупо. — Тут полицейские снова полегли от хохота. Наверное, смеялись над МакКрейгом. — Что радуетесь? — спросил я у них. — У вас ребята, наверное, с головой не все в порядке. Вот я, лично, ничего смешного в этом не вижу…
Не знаю почему, но это вызвало новый взрыв хохота. Тупицы — другого слова я подобрать не мог.
— Ну и глупо, — сказал я снова, не в состоянии придумать ничего лучшего. — Такие люди как ты, МакКрейг, нужны повсюду. Особенно в компании по вывозу мусора. А ещё ты мог бы ставить клизмы в зоопарке или устрицам в ресторане.
Но все было бесполезно. Переиграть его я не мог. Мое поражение было разгромным, и от мысли об этом внутри меня все закипало от негодования.
Собрав в кулак волю и остатки достоинства, я прошел к двери, и обернувшись, с улыбкой обвел взглядом гогочущих придурков, о которых я теперь называл про себя не иначе, как “сборище мусоров”.
Один из них, сидевший недалеко от меня, сказал, все ещё посмеиваясь:
— Эх, Скотт, и что бы мы только без тебя делали.
— Замечательно, — сказал я, великолепно владея собой. — Как здорово узнать, что мое присутствие здесь поднимает ваш боевой дух.
Не уверен, что моя блистательная реплика была услышана кем-либо из присутствующих.
Когда я уходил, они собирались устроить повторный просмотр.
Я брел по коридору, двигаясь подобно тому парню, что налетел на дерево в моем фильме. И в голове у меня вызревал план отмщения.
И вокруг этого плана прекрасной музыкой звучало:
“Убить! Убить! Убить”!
Глава 20
Я шел по длинному коридору, пребывая ещё в некотором в оцепенении после пережитого провала.
На довольно долгое время мое сознание всецело оказалось в плену дурацкой обиды, и когда я все-таки пришел к выводу, что мой удачный план оказался вовсе не таким уж удачным, вокруг уже гремели выстрелы, летали стрелы и свистели пули, так что пытаться изменить что-либо было уже поздно.
Но до тех пор все шло как по маслу.
Взять хотя бы пункт номер один.
Я поднялся в технический отдел, где тоже были слышны раскаты хохота, доносившиеся из “убойного”, располагавшегося этажом ниже. Я тоже заразительно смеялся, мотал головой и хлопал себя по ноге.
Завидев лаборанта, который до этого по просьбе Сэма доставал из шкафа пистолет, стреляющий ракетами, я сказал:
— Слушай, давай сюда ту крутую пушку.
— Она нужна капитану?
— Мне — ха-ха-ха! — снова закатился я.
— Что там у вас внизу за веселье? — поинтересовался он у меня. — Это что, в “убойном”?
— Ага — слушай, гони скорее пистолет. Времени нет совсем.
Качая головой, он направился к шкафу, отпер замок и протянул мне коробку. Я взял её и направился к выходу, а затем остановился и вернулся назад. Кажется, как раз в тот момент он собирался что-то сказать.
Я подался вперед и открыл уже было рот, но снова залился смехом. И ушел, а он лишь смотрел мне вслед и качал головой.
Возможно, прошла ещё минута-другая, прежде, чем он перестал качать головой и задумался. Но по моему хитроумному замыслу предполагалось, что к тому моменту я должен быть уже далеко. И так оно и вышло.
Я был мокрым, как мышь.
И кроме того, облеплен комьями грязи.
И в довершение ко всему пребывал в довольно скверном расположении духа.
Но зато мне удалось перебраться через забор и теперь я собирался выползти из воды на просторный участок суши, окружавший дом Джимми Вайолета.
Из оружия у меня был арбалет, к которому был прицеплен самодельный колчан с торчащими из него стрелами. И ещё мой суперфантастический пистолет для стрельбы ракетами. И маленькие ракеты с четырьмя дырочками на торце у каждой. Я не поленился и захватил с собой все самое необходимое, кроме лодки.
Прелезть через забор — от которого, к моему огромному удивлению, меня не ударило током, и даже не последовало лязгающего звона охранной сигнализации — и перебраться через озеро к покатому берегу, близ которого я сейчас и лежал, тяжело дыша и успев по уши нахлебаться стоячей болотной воды, оказалось наредкость несложно. Я-то ожидал увидеть на подступах к дому вооруженную до зубов охрану, забор просвечиваемый прожекторами и тому подобные вещи.
Но охраны не оказалось даже у ворот — я специально проверил это уже после того, как пробрался внутрь. Так что я просто перелез через забор, отделавшись лишь ссадиной на ноге и немного содрав кожу на заднице, после чего свалился в воду и начал тонуть. И это волновало меня: Слишком уж все просто.
Возможно, охраны на воротах не оказалось, потому что Джимми решил, что никому не придет в голову лезть ночью через высокий забор, пускаться вплавь через озеро, которое, возможно, кишит пираньями, а затем нападать на дом, в котором засело девять или десять бандитов. Если ход его рассуждений был именно таким, то это только лишний раз доказывает, как он заблуждался.