Мадхузре изо всех сил сдерживала свой энтузиазм.
— Это удивительные открытия — так же, как бабочки, но кто знает, сколько особей уже вовлечено? Этому нет никакого объяснения. И совершенно непонятно, что с этим делать. Какой бы не оказалась причина, она встряхнет биологию, как ничто со времен Уоллеса.
Мадхузре не признавала Дарвина; возможно Альфред Уоллес и был слишком скромным, чтобы принять причитающуюся ему славу, но это не помешало ей расставить все по своим местам.
Прабир оцепенел.
— Ты никому не говорила? Про бабочек?
Нигде в сообщениях не упоминались какие-либо более ранние находки; вероятно ни коллеги родителей из Калькутты, ни спонсоры из Силк Рэйнбоу не были склонны представлять бессистемные факты их неопубликованной работы.
— Я, вероятно, должна была, — сказала Мадхузре. — Но я боялась, что они решат, будто я все выдумала, ради того, чтобы попасть в экспедицию. Я в команде только благодаря своим заслугам, — она с гордостью улыбнулась. — Я даже отметила «нет» в опроснике, где они спрашивали про «опыт нахождения в джунглях».
Она задумалась.
— Наверное, для меня будет лучше всего держать рот на замке, и позволить экспедиции самой докопаться до фактов. Я имею в виду, что хижины все еще должны быть там и большую часть оборудования можно идентифицировать. Возможно, даже какая-то часть записей осталась нетронутой.
Прабир смотрел на нее с каменным лицом. Она взяла его руку в свою, и сказала:
— Тебе не кажется, что они были бы рады, если бы кто-то из нас вернулся? Теперь-то это не опасно?
Прабир почувствовал, как по спине разбежались ледяные мурашки: то ли сознательно, то ли в силу привычки, ее голос стал приглушенным, как всегда, когда они говорили про родителей в его комнате в доме Амиты.
— Это не безопасно, — сказал он. — С чего ты решила, что это не опасно?
Мадхузре изучающе посмотрела на его лицо.
— Потому что война закончилась почти восемнадцать лет назад.
Прабир раздраженно выдернул свою руку.
— Ага, и безумцы в правительстве Западного Папуа…
— Я не еду в Западное Папуа…
— … которые хотят объявить половину островов…
— Это даже близко не рядом с тем местом, куда мы едем!
У Прабира начало стучать в голове. Если это не сон, значит это какой-то вариант проверки. Он привел ее в безопасное место, и вот, она стоит на самом краю обрыва и лопочет какие-то детские глупости о том, чтобы нырнуть назад в воду.
— На острове все еще есть мины, — сказал он. — Не думаешь ли ты, что кто-то пробрался туда и все разминировал?
Мадхузре порылась в файлах, затем вывела данные с планшета на телевизор.
— Это устройство крепится на ремень. Оно сообщит, если в радиусе двадцати метров есть какая-либо химическая взрывчатка.
Штуковина была размером со спичечный коробок.
— Я не верю тебе, — сказал Прабир. — И взрывчатку в земле? Но как? Ты знаешь, что у индонезийцев есть мины, распознающие датчики ЯКР[12]? Как только посылаешь радиоимпульс, мина определяет твою позицию, и ты получаешь полный заряд шрапнели.
— Оно не использует ядерный квадрупольный резонанс, оно полностью пассивно. У взрывчатки есть радиационная сигнатура: составляющие ее атомы излучают вторичные частицы благодаря фоновой радиации и космическому излучению.
— И что… эта штука настолько чувствительна, чтобы определить химический состав по вторичной радиации?
Мадхузре убежденно кивнула.
Прабир уставился на экран, чувствуя себя столетним старцем, который моргнув, пропустил десятилетие.
— Я слишком долго просидел в банке.