В действительности искренняя готовность к наказанию или устраняла необходимость в нем, или снижала мою эмоциональную реакцию на него.
Так возникла привычка готовить себя к опасности, предварительно пережив ее преувеличенно, и способ устранять не поддающиеся подавлению яркие и нежелательные переживания, давая им волю, усиливая, с тем, чтобы пережить их, пусть ярче, но быстрее.
Это внутреннее поведение с собственным переживанием трансформировалось в прием - «сосредоточение на навязчивости».
В 14 и 18 лет, следуя предсказаниям врача, я ждал смерти.
Эту ятрогению[14] переболевал трудно.
Анализ ее помог мне потом в понимании роли оформляющих и провоцирующих факторов.
Выпутавшись в 26 лет из собственного невроза, который манифестировал[15] за 3 года до того, я на себе уяснил психогенез и психотерапию (собственную) невроза.
Это был 1969 год, тогда же окончательно сложились первые три этапа методики психотерапии.
Мои учителя
В период создания методики как медицинского средства (в отличие от моего способа реагирования) случаи терапевтических успехов и неудач осмыслялись с точки зрения моего понимания психологии обсессивно-фобического синдрома[16] и невроза, как психогенного заболевания. Результатом этого анализа стали отдельные элементы методики. Кроме того, меня всегда интересовали физиологические механизмы наблюдаемых явлений.
Мои учителя в общей медицине практически были ориентированы традиционно соматогенно. Но с первого дня учебы в институте я слышал тезис о том, что «лечить следует не болезнь, а больного человека». Изучению истории его жизни требовалось уделять должное внимание. Но глубокой практической связи между этой историей, ее субъективным переживанием, болезнью и практикой лечения я тогда не понимал.
С казуистикой[17] шоковых психотравм[18], приводящих к тяжелой болезни и даже смерти, и случаями психогенных «чудесных исцелений» меня знакомили, и они произвели на меня значительное впечатление.
Впервые с практически серьезным пониманием связи между переживанием и болезнью вообще я столкнулся при изучении отечественной физиологии (И.М. Сеченов, Н.Е. Введенский, A.A. Ухтомский, В.М. Бехтерев, И.П. Павлов) и, особенно, знакомясь с кортико-висцеральной[19] теорией K.M. Быкова, исследованиями М.К. Петровой, H.A. Попова, работами А.Г. Иванова-Смоленского. Кафедру нормальной физиологии в Куйбышевском медицинском институте, где я учился на лечебно-профилактическом факультете, возглавлял профессор, член-корреспондент Академии наук СССР М.В. Сергиевский. Тогда же я получил представление о роли ретикулярной формации[20] в высшей нервной деятельности.
Медицинская психология и психология вообще в институте тогда не преподавалась, но мне пришлось читать вышедшую в 1941 году монографию по психологии (С.Л. Рубинштейн).
В 19 лет, то есть на третьем курсе мединститута, я поступил на работу санитаром в психиатрическую бригаду станции скорой помощи. А в 1964 году перешел «медбратом» в психиатрическую клинику Куйбышевского мединститута, которую возглавлял совершенно незаурядный врач и ученый, профессор Петр Фадеевич Малкин.
Работа в его клинике, общение с ним в значительной мере складывали меня, как врача. Под его влиянием я открывал для себя значение личностного в болезни, впервые столкнулся с неврозами, понял их, как психогенное заболевание (в отличие от соматогенного). Он же в 1969 году одобрил мое занятие фобиями и первый поддержал мое, тогда еще робкое, ощущение, что я нашел что-то новое, и что мой подход имеет право на существование. В декабре 1969 года, принимая меня у себя дома, он сформулировал тему моей работы: «Клиника и терапия некоторых невротических состояний с синдромом навязчивости», настоял на том, чтобы я систематизировал результаты лечения, и рекомендовал начать читать литературу по теме, «не боясь исказить свое понимание чужими тенденциями», и предложил список литературы.
В этой же беседе, длившейся около трех часов, он изложил мне стройную систему своих взглядов на невроз, агностический (подкорковый) и гностический (кортикального генеза) страх, на навязчивость, на личность, предрасположенную к неврозу. Изложил свои представления об ипохондрическом неврозе. Дал несколько общих советов по терапии.
В феврале 1971 года Петр Фадеевич Малкин представил мой доклад на обсуждение Куйбышевского отделения Всесоюзного общества психиатров и невропатологов, где вновь дал одобрительный отзыв о методике.
16
Синдром - буквально: «совместный бег симптомов», комплекс проявлений болезни (симптомов), обычно сочетающихся друг с другом, то же, что и симптомокомплекс (ср. также Симптом, Симптоматика - сноски 3,12).
17
Казуистика - здесь, неупорядоченный набор случайных, необычных, неожиданных, часто сложных и малопонятных случаев - казусов.
18
Психотравма - в отличие от физической, психическая - душевная травма (сравни сноски2, 7).
19
Кортико-висцеральный - буквально: корково-внутренностный. Кортиковисцеральная теория или кортико-висцеральное направление в пони-мании психосоматических расстройств (Быков K.M.) трактует о зависимости работы всех внутренних органов и систем организма от активности коры головного мозга и о ее руководящей роли в их работе.
20
Ретикулярная формация - оказывающая самое широкое влияние на деятельность всей нервной системы часть ствола головного мозга. Она контролирует протекание всех импульсов, как от периферии к центру - к коре головного мозга, так и обратно - от коры к исполнительным аппаратам. Ретикулярная формация объединяет в единый исполнительный орган работу сегментов спинного мозга, влияет на деятельность жизненно важных сосудодвигательного и дыхательного центров ствола мозга и регулирует энергетический тонус коры и подкорки, поддерживает их на нужном уровне, в нужной мере независимо от внешней ситуации. Ею поддерживается активность, необходимая для данного времени суток (бодрствование днем и сон ночью). Функция ретикулярной формации настолько значительна, что некоторые исследователи одно время считали, будто деятельностью центральной нервной системы вообще управляет ретикулярная формация ствола, а не кора головного мозга