Он промотал несколько минут разговора. Как ей скучно, когда он рассказывает о своих злоключениях! Как он напуган, когда она сбрасывает платье! Что его так ужасает? В делах амурных он далеко не новичок… но это все было в прошлой жизни. Может быть, он опасается, что она сочтет его новое тело омерзительным и в последний момент пойдет на попятный? Момент истины. Чок задумчиво нахмурился. Камерь не могли зафиксировать, о чем думал Беррис; даже о простейших эмоциях по выражению этого лица толком нельзя было судить. Оставалось догадываться.
Несомненно, поначалу Беррис был тверд, как кремень. Несомненно, синьора Пролиссе была настроена весьма решительно. На глазах у Чока обнаженная тигрица загоняла добычу в угол. Поначалу казалось, что Беррис неколебим. Интересно, что его больше ужасало — мысль о сексе вообще или конкретно синьора Пролиссе? Слишком благороден, чтобы путаться со вдовой друга? Или по-прежнему боится раскрыть ей свои чувства, даже когда она взяла инициативу в свои руки? Что же, он попал под плотный обстрел. Элизу было не остановить. Врачи, которые обследовали Берриса после возвращения, указывали в отчете, что он способен к половому акту — по крайней мере, теоретически; что ж, очевидно, они были правы.
Руки и ноги Элизы взметнулись в воздух. Чок задумчиво теребил свои подбородки, а крошечные фигурки на экране совершали свой ритуальный танец. Приближалась кульминация, и Чок терял интерес к зрелищу. На экране мелькнул последний кадр — две фигуры, изможденно распростершиеся на развороченной постели, — и пленка закончилась. Итак, заниматься любовью Беррис в состоянии, но как насчет детей? Сразу после того как Элиза вышла из палаты Берриса, ее перехватили люди Чока. Сейчас сладострастная вдовушка лежала под наркозом на столе в клинике, безвольно раскинув ноги. У Чока было предчувствие, что на этот раз его ждет разочарование.
— Поступил доклад из клиники, — снова возник д’Амор.
— И что?
— Вся сперма стерильна. Точнее, они вообще толком не могут сказать, сперма это или что, но весь материал стерилен. И тут Твари постарались!
— Прискорбно, — вздохнул Чок. — Ладно, без этой сюжетной линии придется обойтись. Итак, предполагаемой миссис Беррис не светит детей от мистера Берриса.
— Своих ей мало, что ли? — оскалился в улыбке д’Амор.
XV
СОЕДИНЕНЬЕ ДВУХ СЕРДЕЦ[27]
Особенно привлекательной девушка Беррису не показалась, по крайней мере, в сравнении с Элизой Пролиссе. Но она ему понравилась. Это был добрый, хрупкий, трогательный ребенок. Совершенно бесхитростный. Кактус в горшочке тронул Берриса до глубины души. Слишком скромный — если не сказать смиренный — жест, чтобы за ним стояло что-то еще, кроме простого дружелюбия.
Плюс ко всему, его внешность не вызывала у нее отвращения. Сочувствие — да. Невольную тошноту с непривычки — и это тоже. Но она смотрела на него, не отводя глаз, и всеми силами старалась не показать замешательства.
— Вы живете поблизости? — поинтересовался Беррис.
— Нет, на востоке. Пожалуйста, садитесь. По-моему, вы весь день на ногах.
— Спасибо, я лучше постою. Это не такое уж большое напряжение.
— Что говорят врачи? Они смогут вам помочь?
— Пока что меня просто обследуют. Но якобы есть возможность пересадить мой мозг в нормальное человеческое тело.
— Как здорово!
— Только между нами — но мне кажется, у них ничего не выйдет. Пока что все это очень высокая теория, и когда еще ее спустят на Землю… — Он пожал плечами и крутанул столик, на который поместил кактус в горшочке. — Лона, а вы с чем сюда попали?
— Мне лечили легкие. И носоглотку.
— Сенная лихорадка? — поинтересовался он.
— Нет. Я сунула голову в люк мусоросжигателя, — просто ответила она.
На мгновение под ногами у Берриса разверзся бездонный кратер. Он с трудом удержал равновесие. Не меньше, чем сами слова, его потряс безразличный тон, какими они были сказаны. Как будто это в порядке вещей — позволить кислоте разъесть собственные бронхи.
— Вы… пытались покончить с собой? — вырвалось у него.
— Да. Правда, меня быстро поставили на ноги.
— Но почему? В вашем возрасте! — (Какой отеческий тон — самому противно слушать.) — У вас еще вся жизнь впереди!
Глаза ее расширились. Но им явно не хватало глубины, и Беррис поймал себя на невольном сравнении с пылающим взором Элизы.
— Вы… ничего не слышали обо мне? — спросила она все так же тихо.
— Боюсь что нет, — улыбнулся Беррис.