Сто девять
Следующий месяц был плотно загружен подготовкой к
экзаменам, к выпускному, ссорами с мамой. Мне остался
только иностранный язык, по остальным «пятёрки».
Подкачала лишь литература, но что поделать, если я её
терпеть не могу. У меня всю жизнь за неё была хилая
"троечка". И не потому что я не люблю читать, нет.
Много, слишком много рамок там, где важно умение
Думать, анализировать, рассуждать, творить, в конце концов.
Просто я не понимаю, зачем мы разбираем какие-то
рассказы, анализируем их и находим основную мысль,
когда можно просто тихо посидеть весь урок с
книжкой. Вместо этого мы все приходим к одному
и тому же выводу, ненавязчиво вдолбленному в наши
головы учителем. Свобода мысли? Какая к чёрту свобода
мысли! Школьники должны рассуждать так, как толкует
школьная программа. Считаешь иначе? Да нет же, это же
неправильно, неправильно. На то она и литература,
чтобы думать чужими мозгами. Даже в алгебре больше
свободы. Там есть хотя бы несколько вариантов решения
одного и того же примера. В литературе же всё чётко и
однозначно - автор имел в виду то-то, донести до нас
хотел то-то. Так что можно не заморачиваться. Мирно
посидеть за своей последней партой и подождать, пока
учитель, пара отличников и ещё там кто-нибудь найдут
основную мысль, тему, идею, а потом преспокойненько всё
это записать. Затем урок литературы закончится и можно
идти на биологию.
***
В общем, Белле исполняется двадцать пять лет. По
этому случаю у нас в доме устраивается большое
празднование, на которое приглашены несколько Белленых
подружек, вся семья её мужа (и Художник тоже), вся
наша семья. Думаю, тут сразу понятно, что лучше
заживо сгореть, чем идти на это празднество. Но я обязана
присутствовать. К тому же, там, где есть праздник, всегда
есть выпивка. Нет, сильно напиваться я не собираюсь, но
пару стаканов вина или мартини точно пропущу. Мне ведь
нужно как-то это пережить.
***
Я говорила, что лучше сгореть заживо, чем отмечать
юбилей Изабеллы? Не совсем так. Лучше вечно гореть
заживо в Аду, вариться в адском котле, наполненном
грешниками, чем терпеть сию вакханалию. Нет, вначале-то
всё было неплохо. На столе чудным образом нарисовалась
бутылка виски, а я очень люблю виски, поэтому пока
гости преспокойно вели светские беседы, которые мне были
совершенно до звезды, я тихонечко выпивала. И тут мама
как бы невзначай обронила:
- Энни, не налегай на алкоголь, у тебя и так с ним
проблемы.
Серьёзно вам говорю, ОНА ЗРЯ СКАЗАЛА ЭТО. Я
поперхнулась, а Белла взяла быка за рога:
- Мам, ей вряд ли помогут твои наставления.
Пожалуйста, не начинай.
- Вообще, первое знакомство с алкоголем у неё
произошло в тринадцать, - добавляет Изабелла.
- О, Боже, - бормочу я и закрываю лицо рукой.
- В тринадцать?! - поражённо восклицает мать
Володи.
- В тринадцать? - переспрашивает Володя.
- В тринадцать, - понуро киваю я.
- Это был её тринадцатый день рождения, - продолжает
подливать масло в огонь, - она тогда узнала о смерти
пьяницы из соседнего подъезда. Надралась в хлам.
Пришлось её в больницу везти.
Жгучие слёзы режут глаза, слово бритвы. Мне хочется
ударить Беллу. Ещё больше мне хочется умереть прямо
здесь, за этим столом, в одну секунду. Просто умереть и
всё. И пускай Изабелла умрёт вместе со мной. И если
я попаду в Ад, пускай она лучше отправится в Рай.
Я молча встаю из-за стола и выхожу из столовой,
бреду к лестнице и поднимаюсь на второй этаж.
Я. Так. Устала.
- Аня! - зовёт мама, - Аня, подожди.
Я оборачиваюсь посреди коридора, и она
останавливается рядом со мной.
- Белла не хотела тебя обидеть, - говорит.
- Унизить, растоптать, опустить в глазах Володи, но
только не обидеть, нет, - отвечаю я.
- Послушай, она заботится о тебе, правда делает это
странным способом.
- Она тоже пытается развести меня с Володей? Вы
что, сговорились?
- Аня, Изабелла хочет, чтобы ты была рядом с
достойным человеком.
- Да она сама недостойный человек, о чём тут
говорить?
- Аня!
Я тяжело вздыхаю и спокойно начинаю:
- Я тогда проснулась в шесть утра. Никакого
праздничного настроения и в помине не было. Я
занималась разными обыденными делами, пока ты спала.
Потом позвонил папа, поздравил меня и сказал, что
заедет вечером. Потом проснулась ты, поздравила меня,
подарила подарок и ушла на работу, пообещав, что
праздновать не будем, раз я не хочу. В тот день было
воскресенье, поэтому в школу мне не нужно было. И
тогда я решила навестить Васлава, ведь он уже неделю
не выходил из дома после отъезда Анны-Виктории.
Дверь была открыта. Я помню, что удивилась, ведь
Поэт всегда закрывал дверь на свой хиленький замок.
Он лежал в комнате. В луже собственной рвоты. Сжимал
в руке бутылку из-под дешёвой водки. Видимо, когда он
наглотался таблеток, его стошнило, но ему это не помогло.
Я помню, что оставалась спокойной. Я была спокойной,
когда вызывала «скорую». И когда диктовала адрес. Была
спокойной, когда решила, что негоже ему так лежать, и
поменяла его грязную рубашку на другую. Я даже протёрла
его испачканное в рвоте лицо влажной тряпкой. Потом
приехали врачи. Один из них сказал, что он пролежал
так приблизительно три дня. Три дня. Я считала, что
он просто в депрессии, что всё обойдётся, в то время
как он уже был мёртв. Я ушла из квартиры раньше,
чем врачи его увезли. Я даже не знаю, похоронили ли
его, ведь хоронить было некому. Родственников у Васлава
не было.
Я вернулась домой, взяла с верхней полки бутылку
с вином и выпила её. Всю. И ведь что странно. Я была абсолютно бесстрастна. А внутри будто что-то оборвалось.
Было больно, но внешне я оставалась такой же холодно-
беспристрастной. Тогда-то я и узнала, как хорошо умею
сдерживать любые эмоции. Я прекрасно себя контролирую.
Потом приехал папа и застал меня блюющую. Повёз в
больницу.
Когда ты выгнала папу, мы с Ваславом стали ещё
ближе друг другу. А потом он бросил меня. Предал. И
из-за кого? Из-за этой стервы Анны-Виктории. Она его
ведь не любила никогда. А он всё равно ушёл. И я
ему не помогла. Я считала, что он справится сам, и не
пришла к нему. Я его не спасла. Вот это чувство. И
с этим чувством я живу уже четыре года. А ещё я
живу с осознанием того, что больше нет дедушки и
бабушки. Больше нет папы. От меня все уходят, мам.
Теперь у меня только ты и он. Пожалуйста, не отнимай
его у меня. У меня осталось всего три месяца. А потом
я уеду. И больше его не увижу. Мне нужны эти три
месяца. Нужны, понимаешь?
- Уедешь, значит… - раздаётся голос Художника за
спиной.
Вот чёрт…
***
- Понимаешь, есть план, - замогильным голосом шепчу
я. - Я составила его ещё в двенадцать лет. По этому
плану я должна окончить школу с отличием, потом
уехать в Москву, поступить в медицинский университет
на хирургию, окончить с отличием его, потому перевезти
к себе маму и обеспечивать её. Хорошие хирурги всегда
нужны.
Володя ерошит руками тёмные волосы и сдержанно
заключает:
- И меня в этом плане нет.
- Нет.
Он сидит на кровати в моей комнате. Я стою у
стены и смотрю на него. У меня должно было быть ещё
три месяца.
- Когда собиралась сказать? - спрашивает. - Или хотела