Выстрелы Василия Зеленина прозвучали на Вишере, будто эхо Камня Говорливого. «А эхо — оно ведь того, долгое…» В этих словах — не оправдание преступления, а понимание его силы и слабости, корней и сердцевины.
Юрий Асланьян нашел убедительные слова и яркие краски и с их помощью показал, что территория Бога — это территория человеческой беды, беспросветного отчаяния, одиночества и брошенности, это территория зла и безнаказанности. Отсюда — трагический иск к Богу из края тоски и погибели. Но территория Бога — это в то же время прорыв тех, кто выжил и был спасен, торжество Жизни и вызов закону бесчеловечности. Это богоборчество и одновременно смирение перед Богом. Лишь они и делают эту территорию равной Космосу, частью великой и неисследованной Вселенной. И не отторжение от них, а молитва завершает этот роман-расследование: «Я вдыхаю запах багульника, я стою на коленях и шепчу, проговариваю, высказываю тягучие, горькие, старинные слова моему деревянному идолу: Господи, сохрани эту землю и этих людей, не допусти предательства и братоубийства, убереги от чумы и холеры, не дай, не позволь погибнуть этой княжеской красоте… Умоляю тебя, Всевышний!»
Книга Юрия Асланьяна удивительно цельная, хотя в ней есть и вставные эпизоды, и отступления, и приложения в виде автобиографического повествования. Возможно, читатель будет спотыкаться о неровности композиции, о причуды языка. В речи автора много различных слоев: рядом, тесня друг друга, оказываются закрученная афористичность и пронзительный лиризм, газетная хроника и философский трактат, высокая патетика и сарказм, эпическое спокойствие и нервная пульсация, четкая логика и неуправляемая рефлексия. Однако это языковое нагромождение не просто оправданно, но и неизбежно. Как будто некий интуитивный ход авторской мысли подсказывал ему, что необходим языковой эквивалент для рассказа о территории Бога. Отшлифованная гладкопись исключалась самой темой романа, тут нужна речь почвы, создающая впечатление, что автор грубым плугом срезает верхний слой земли, а там, на невидимых глубинах, «шумит, гудит, трубит подземными реками территория твоего Бога».
Архитектоника романа, его языковые и композиционные глыбы, соответствует «Вавилону» смыслов и идей. Нет никаких сомнений, что автор вписал новую, весомую и значительную, страницу в пермский текст, в его историю и сегодняшний день.
Нина Васильева
ТЕРРИТОРИЯ БОГА
Роман-расследование
Памяти моей матери
Прасковьи Павловны Кичигиной
Предисловие
Я сидел за большим, будто взлетная полоса пермского аэропорта Савино, письменным столом. И таким же пустынным. Если не считать последнего номера газеты «Пармские новости» с моей статьей о событиях гражданской войны в далеком Крыму, которую я только что начал быстро перечитывать, одновременно беседуя с друзьями и коллегами — конечно, о французском экзистенциализме. Друзья и коллеги — это Андрюша Матлин с женой Светланой, которая не доверяла близорукой судьбе и сама следила за тем, чтобы мы не вздумали отпраздновать завершение рабочего дня по программе конца недели.
За темными стеклами двух больших окон, почти доходящих до пола, лежал первый октябрьский снег.
Напротив светилось огнями беломраморное здание администрации, в том числе и губернаторский кабинет на третьем этаже. А, лучше белый мрамор, чем Беломорский канал… Вы никогда не курили эти папиросы?
Примерно в семь часов вечера раздался телефонный звонок, редкий для такого позднего времени. На всякий случай я содрогнулся: неужели кто-то надумал достать меня, нашел какой-нибудь повод, более весомый, чем конец дня?
— Мне Асланьяна!
— Слушаю, — привычно ответил я, уже готовый отказаться от любой, самой качественной выпивки.
— Так это ты писал о заповеднике? — удивил меня наглостью незнакомый голос.
— Я…
— Готовь гроб, сука! — быстро приказал звонивший и тут же повесил трубку.
— Что случилось? — спросил Андрей Матлин, сидевший по другую сторону стола.
Похоже, моя физиономия перестала быть радостной.
— Убить пообещали, — ответил я тихим и робким голосом.
— Что?! — подалась вперед Светка, но я был не в состоянии реагировать на девичьи вопросы. Я быстро перелистывал в уме последние дни и никак не мог ответить на другой, более важный вопрос: почему это моя биография должна стать такой короткой? Я, можно сказать, только начинаю жить по-настоящему… Вот и ботинки новые купил недавно, зимние.