А я всегда вспоминаю, когда слышу об этом, сцену в разрушенном Багдаде. В один из дней нашей работы там американский ракетный удар пришёлся по самому густонаселённому району города. Мы, конечно, тут же выехали именно туда, чтобы снять очередной репортаж для программы «Время». Приехали и увидели жуткую картину — всё горит, дома разбиты, на улицах в лужах крови валяются разорванные части человеческих тел — руки, ноги, головы… И посреди всего этого ужаса стоит на коленях старая женщина и вопит нечеловеческим голосом, ногтями расцарапывает себе лицо, рвёт седые волосы на голове. Оказалось, ракета попала в дом, где жила её семья, и все родные — все до одного! — погибли в течение секунды. Два сына и дочь с семьями. Бабушка осталась совсем одна на этой планете — и что могли значить перед её горем заявления политиков о необходимости проведения военной операции в Ираке.
Но чаще всего нам, журналистам, работавшим в Багдаде в разное время — и до войны, и во время войны, и после, — задавали такой вопрос: когда иракцы жили лучше — при режиме Саддама Хусейна или после? Правильнее, конечно, было бы спрашивать по-другому — когда им жилось хуже? И надо заметить, что дать ответ было совсем не просто. По крайней мере, у меня однозначного мнения по этому поводу нет.
Я, конечно, сочувствовал людям, которых бомбили и обстреливали во время проведения американско-британской операции. Они стали заложниками совершенно непонятной для них геополитической игры планетарного масштаба и расплачивались за это своей жизнью и жизнью своих близких.
Но с другой стороны, я сочувствовал им ещё по одной причине. Они десятилетиями жили в стране, в которой власть была настолько жестокой, что даже трудно подобрать точное определение, отражающее её сущность. Сказать, что это была диктатура, значит ничего не сказать. Саддам Хусейн правил 24 года — а фактически больше, поскольку ещё до того, как он стал президентом в 1979 году, уже несколько лет являлся лидером страны. Это целая эпоха, которая ознаменовалась небывало жёстким подавлением не то что инакомыслия — о нём и речи идти не могло — а малейшего намёка на свободу в чём-либо. Люди в Ираке не могли позволить себе таких вещей, которые для граждан других государств кажутся абсолютно элементарными — например позвонить по спутниковому телефону, посмотреть спутниковое телевидение и тому подобное. И не потому, что средства не позволяли — звонок по спутниковому телефону карался семимесячным тюремным заключением (в лучшем случае). То же самое и со спутниковым ТВ. Это означало выйти из-под государственного контроля, пусть даже в пределах телефонного разговора или просмотра телепередачи, а это считалось очень серьёзным преступлением.
Разумеется, нельзя было даже предположить, чтобы иракцы как-то высказывали своё отношение к власти в собственной стране. Всё, что они могли делать, — это публично заявлять, как они любят своего президента и всю партию БААС — Партию арабского национального возрождения.
Как нетрудно понять, выполнять задания нашей редакции по объективному освещению ситуации в стране было очень трудно. В Ираке действовала по-настоящему жёсткая цензура — это проявлялось во всём. В общественных местах у нас неоднократно отбирали камеру, мешали разговаривать по спутниковой связи, контролировали наши передвижения. При этом ощущение жуткой противоречивости происходящего не покидало нас и в преддверии войны, и в ходе её развёртывания.
Жизнь за диктатора
Лидер Ирака понимал, что силовое столкновение с западной коалицией неизбежно — поводы для этого находились постоянно. В октябре 2002 года в Ираке прошёл референдум о доверии народа своему президенту. Нам довелось освещать его результаты. Как нетрудно догадаться, весь иракский народ «в едином порыве» высказался за Саддама, и его президентские полномочия продлились ещё на семь лет. Иного результата быть не могло.
На референдуме присутствовали наблюдатели из более чем пятидесяти стран мира, в том числе из России. У некоторых это мероприятие диктаторского режима вызвало подлинный восторг. Вот какие отзывы встречались в российской прессе:
— Удивило и обрадовало то, что организаторы сумели превратить референдум в праздник. Такого праздничного настроения у людей мы не видели очень давно. На каждом из избирательных участков очереди не сокращались, несмотря на высокую организацию. Каждый шел отдать свой голос за будущее Ирака, за мир в Ираке, за свободу и за свою самостоятельность. На каждом участке были организованы концерты, присутствовали журналисты почти из всех стран мира, было все открыто и гласно. В одном из районов, где был расположен избирательный участок, у 11 девочек в этот день был день рождения, им всем исполнялось по четыре года. Их пригласили на избирательный участок, нарядили в платья невесты, испекли 11 тортов, девочки ставили свечи на торт, а родители зажигали, каждый ребенок получил подарок.