Выбрать главу
Фото 11. П.Ф. Степанов — директор завода «Серп и молот». Напечатано с разрешения РГАКФД
Фото 12. Работницы ликероводочного завода разливают водку в бутылки. 1937 г.
Фото 13. Рабочие завода «Красный пролетарий» слушают речь парторга. 1939 г. Напечатано с разрешения РГАКФД
Фото 14. Собрание рабочих на заводе «Серп и молот». 1939 г Напечатано с разрешения РГАКФД

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

История репрессий чисток в профсоюзах и на промышленных предприятиях свидетельствует, что политику террора нельзя трактовать лишь как ряд приказов Сталина и Ежова против беззащитного народа. Также его нельзя рассматривать и как стихийную вспышку недовольства рабочего класса против хозяйственников и должностных лиц. Напротив, события в профсоюзах и на заводах демонстрируют динамичную, усиливающуюся со временем взаимозависимость между политикой центрального руководства партии и действиями руководства предприятий и рабочих. Террор осуществлялся согласно приказам и распоряжениям, а приводили его в действие миллионы активных участников. И, что еще более важно, люди преследовали свои собственные интересы, что обусловило принятие ими языка террора: «разоблачать врагов», обвинять «вредителей» и обличать своих коллег, руководителей и товарищей по партии. Со временем террор стал самостоятельной силой, которая воздействовала как на людей, так и на организации. Определенные ритуалы вызвали реакцию самозащиты, которая проявлялась как «преданность», выдвижение упреждающих обвинений и ответных нападок. Руководство предприятий проводило чистки в своих подразделениях; члены партии и профсоюзов уничтожали друг друга. По мере того как процесс замедлялся и замирал, доходя до вершины иерархической структуры, он также сходил на нет в профкомах и парткомах. Змея, пожиравшая свой хвост, достигла крайней точки и проглотила собственную голову. Эта воображаемая точка, которую почти невозможно было визуализировать, по сути, была реальным моментом, когда «крикуны» или лица, выдвигавшие обвинения, сами становились обвиняемыми или были арестованы за то, что «кричали во всю глотку».

Понимание атмосферы напряженности и недовольства, которая царила на промышленных предприятиях, является обязательным для осмысления того, как развивался террор. Быстрый темп индустриализации и непредвиденные последствия коллективизации привели к кризису в снабжении продовольствием. Миллионы крестьян стали рабочими. Дефицит продовольствия, нехватка жилья, потребительских товаров и услуг были повсеместными. Реальная заработная плата уменьшилась наполовину. Хозяйственники находились под сильным давлением Москвы, от них требовали выполнять планы выпуска продукции. Начальники цехов старались изо всех сил овладеть новыми, прежде не известными им технологиями. Стремительно росло количество несчастных случаев. В 1929 году профсоюзы очистились от «правых» и повернулись «лицом к производству». Официальных каналов, через которые рабочие могли бы выражать свои претензии и жалобы, не существовало. Рабочие, некогда являвшиеся оплотом партии, все больше обособлялись, не желая жертвовать собой во имя индустриализации. Коммунистам из рабочих и профсоюзным активистам трудно было найти поддержку политике партии. Бывшие оппозиционеры, рассредоточившиеся на заводах, в профсоюзах и хозяйственных управлениях, были полны сомнений, но не предлагали альтернативы сталинской индустриализации. Некоторые из них, все еще активные политически, были потрясены антисоветскими настроениями недавних крестьян, переселившихся в города, и не решались действовать с ними сообща. В ЦК ВКП(б) понимали, что коллективизация и снижение уровня жизни вредили их репутации в глазах рабочих и крестьян. В 1934 году партийная верхушка поверила, что удалось справиться с бурей: организованная оппозиция была успешно подавлена, руководители партии были достаточно уверены в том, что их стратегия создаст устойчивую основу для дальнейшего экономического развития.