В местечке уже шла «работа». Кричали люди, горели дома. «Забойщики» вовсю орудовали дубинками, жандармы — саблями и штыками. Солдаты Али методично обшаривали жилища и затем поджигали их.
Марко заметил своего новоиспеченного полковника. С окровавленной саблей в руке, тот находился в гуще событий, набрасывался на выскакивавших из горящих домов жителей, угрожал, допрашивал. Бей остался им доволен.
Схватив за волосы молодую женщину, Али кричал, потрясая саблей:
— Где Жоаннес? Отвечай!
— Я не знаю! Я не знаю этого человека! — Несчастная стонала, тщетно пытаясь вырваться из безжалостных рук.
Одним ударом бандит отрубил ей голову и тут же схватил другую жертву, молодую мать с ребенком у груди.
— Где Жоаннес?
— Я не знаю его!
— И ты болтаешь то же самое! Христианские собаки, вы все лжете!
Албанец занес саблю. Женщина повторяла:
— Я не знаю! Могу поклясться в этом жизнью своего малыша!
В ответ Али расхохотался и, взмахнув страшным оружием, отрубил ей обе руки. Душераздирающий крик вырвался у женщины, ребенок вывалился и покатился прямо на горящие угли, а рыдающая мать бессильно тянула к нему окровавленные обрубки.
Со всех сторон только и слышалось: «Где Жоаннес?»
В свою очередь, полковник Али увидел пашу и подошел к Марко.
— Пока ничего не удалось узнать. Никаких следов.
— Продолжай в том же духе, Али. Никого не щади и добивайся своего! Пусть камня на камне не останется от этого проклятого селения!
Вали размышлял: «Что предпринять? Да, стереть в прах мятежное село! Но этого слишком мало. Надо уничтожить двадцать пять, пятьдесят таких поселений, может быть, даже больше! Огнем и мечом! Истребить христиан всех до одного! Подавить в зародыше саму возможность всякого бунта».
Послышался шум. Жандармы схватили человека, одетого в лохмотья. Тот сопротивлялся, кричал и требовал, чтобы отвели к самому главному начальнику.
— Я здесь самый главный, вали Приштины, — резко сказал Марко. — Чего ты хочешь? Говори! Ты знаешь, где находится Жоаннес?
— Нет! Но я могу кое-что сообщить в обмен на свою жизнь. Я не хочу умирать.
— Говори! Я обещаю тебе жизнь.
— Я только что из Куманова. По дороге я встретил вооруженный отряд, покидавший город.
— Что за люди?
— Кое-кто из местных, например отец Атанас, несколько человек из соседних селений, остальных я не знаю. С ними еще две женщины и ребенок. Вполне возможно, что Жоаннес, которого ты ищешь, тоже был среди них.
— А одна из женщин высокая, очень красивая блондинка с голубыми глазами?
— Да. Я даже случайно услышал ее имя. Никея, кажется.
— Это они! — воскликнул Марко. Он оживился. — Куда направлялись?
— На восток. К болгарской границе.
— Сколько времени прошло с тех пор?
— Часа четыре.
— Они верхом?
— Нет. Пешие.
— Отлично. Тогда мы их догоним.
— Не забудь. Ты обещал сохранить мне жизнь.
— Ты не только будешь жить, но и получишь вознаграждение за услугу, если только сказал правду. Впрочем, скоро все прояснится. А пока я возьму тебя в качестве заложника.
— Можешь мне верить. Я не обманываю. Все эти люди — разбойники, сектанты[109], приверженцы экзарха[110], а я — сторонник патриарха[111], и моя религия велит разоблачать врагов, предателей истинной веры! Так угодно Богу!
Марко лишь пожал плечами. Эти проблемы его не занимали.
…Здесь я вынужден сделать небольшое отступление. Дело в том, что среди христиан Македонии существует две группы. Одна подчиняется греческому патриарху. Другая, более многочисленная, признает авторитет болгарского экзарха. Разделение упирается лишь в приоритет личности и никак не отражается ни на сути, ни на форме верования. И тем не менее эти люди, принадлежащие к одной конфессии[112], как, например, лютеране[113] и кальвинисты[114], верноподданные греческой церкви, испытывают друг к другу ничем не объяснимую жестокую ненависть.
Объяснение этому факту следует, очевидно, искать в более отдаленных и полных драматических событий эпохах ожесточенных религиозных войн. В тяжелые исторические периоды смут и мятежей все прежние разногласия, распри как бы вновь оживают и вспыхивают с новой силой.
Собрав войско, Марко начал погоню. Ему не терпелось схватить беглецов. Впереди скакали кавалеристы, сзади форсированным маршем двигалась пехота. Части, что вел паша, составляли красу и гордость армейского корпуса: крепкие, бесстрашные, преданные воины, великолепные наездники. Лошади под ними были особой курдской породы, исключительно выносливые и привычные ходить по горам. Пехотинцев набирали из албанских горцев, отменных ходоков, способных близко следовать за кавалерией.
109
Сектанты — верующие, относящиеся к определенной секте, т. е. оппозиционному течению в той или иной религии.
111
Патриарх — в православии — высший духовный сан; глава православной Церкви в ряде стран.
114
Кальвинисты — сторонники кальвинизма, религиозного течения, существующего наряду с лютеранством и англиканством, все они объединены общим названием — протестантизм.