Валериан удивлялся, почему Учитель не гнал его из секции. Отбор был очень жестоким. А он не смог растянуться. Не мог выполнить более или менее правильно ни одного удара и задыхался через полчаса разминки. К концу же тренировки он просто уползал на маты и наблюдал оттуда, как его резвые товарищи с криком «де» колотили воздух.
Лишь порой он ловил на себе внимательный и быстрый взгляд Учителя. В тот день, когда Валериан растянул ногу до резкой боли и решил больше не приходить на тренировки, Пак сам подошел к нему. Молча начал массировать растянутую мышцу. С таким вниманием он не относился даже к лучшим своим ученикам.
— Ложись на живот, — сказал Пак.
Его сильные пальцы точно обладали зрением. Они сами отыскали больное место.
Валериан застонал.
— Поедешь сегодня со мной в баню, — сказал Пак.
Эта парочка вызывала удивление. Почти двухметровый худой и сутулящийся от застенчивости юноша и широкоплечий низкорослый кореец.
В парной Валериану стало плохо. Все поплыло перед глазами. Под смех парильщиков состоящий из одних мышц кореец легко поднял на плечо длинного юношу и вытащил в предбанник. Он положил Валериана на лавку и стал массировать ему уши, нажимал железными пальцами на разные точки головы, и юноша пришел в себя. Накинув простынь, он сидел и виновато молчал. Кореец растирал ему вьетнамской «звездочкой» мышцы ноги.
И хотя боль из ноги уходила, психологически Валериану становилось все хуже и хуже. Чего хочет этот странный человек? Неужели он увидел в Валериане будущую звезду каратэ?
По-русски кореец говорил абсолютно чисто. Но там, в зале, он кроме команд ничего не произносил, а тут разговорился. Вокруг ходили мужики с вениками. Время от времени из парной выскакивали красные, с довольными рожами парильщики…
— Я преподаю философию, — сказал кореец, — я доцент.
Валериан окончательно пришел в себя. Кореец не был похож на лгуна.
— Понимаете, Валериан, — вы единственный молодой человек в трех моих группах, с кем можно поговорить о философии. Я не ошибся? Вы ведь пишите стихи?
Валериан покраснел. Стихи он писал. Но при чем тут философия?
В зорких глазах Пака мелькнуло удовлетворение. Он понял, что не ошибся, и ответил сам.
— Философия — это не научный коммунизм, не истмат и диамат. Философия — состояние души. Ближе всего к философам поэты. Их тип мышления тяготеет к абстракциям. Они видят красоту там, где другие не видят ничего.
— Я пишу плохие стихи, для себя, — сознался Валериан.
— Я тоже не Конфуций, — засмеялся Пак.
Так между корейцем и Валерианом началась дружба. Пак пригласил его к себе в гости. В маленькой квартирке не было кровати и стола. Зато одну треть ее пространства заполняли книги. На полу лежали циновки, а на окнах не было занавесок. Но квартира не казалась неуютной или заброшенной.
Если бы в корейце было что-то таинственное, то Валериан никогда бы не стал с ним дружить. Тот, однако, мало чем отличался от обычного московского интеллигента семидесятых годов. Склонность его к восточной философии и восточным единоборствам не делали его необычным.
Только гораздо позже Валериан догадался, зачем он понадобился корейцу. Тому нужен был слушатель. То, чего он не мог прочесть на лекциях, не мог поведать своим ученикам-каратистам, он мог сказать Валериану. Пак был застенчивым и ранимым. Ему причиняла боль любая критика. Поэтому он и выбрал для своих своеобразных лекций закомплексованного, но неглупого и одинокого юношу.
— Заметьте, Валериан, — говорил Пак, — самые несчастные люди те, кто во всем пытаются найти смысл. Несчастнее же людей, которые ищут смысл жизни, вообще нет. Но несчастны и те, кто ищет смысл в любви или работе, в творчестве или в разрушении. И заметьте, комфортнее всего себя чувствуют те, кто просто живет. Замечательными бывают некоторые ответы на экзаменах. Я наслаждаюсь ими. Вот спрашиваю студентов: «Для чего была совершена Октябрьская революция?» Отвечают: «Для того, чтобы построить социализм». Чувствуете, какая замечательная ошибка-неошибка? Правильный ответ какой? Эта революция совершена для построения общества социального равенства, в котором человек был бы счастлив. Но так вам ответит тот, кто ищет смысл жизни и уже для себя решил, что Октябрьская революция ни к чему хорошему не привела, ибо нет вокруг счастливых людей, ради которых она вроде бы и совершалась. А тот, кто сказал, что революция была нужна для того, чтобы социализм построить, не ищет смысла в жизни. Ну совершили эту революцию и совершили. Ему что за дело? Он знает, что после революции социализм строили. Значит затем и совершали, чтобы строить. И ведь близки к истине эти ленивцы и тупицы! Дело не в стремлении к лучшему. Дело в том, что люди устают от однообразия жизни. Подсознательно они хотят пусть более мучительного, но иного существования. Живем мы от одной революции до другой, в зависимости от того, когда всем станет смертельно скучно. Все повторяется! Все!