Улицу под балконом окаймляли пальмы и акации. Напротив отеля располагалась стоянка такси, рядом с ней стояли живописные конные экипажи. Все они, как и автомашины, были тщательно проверены.
Собравшийся люд, не считая цепочки военной полиции и жандармов по обе стороны улицы, прошел через металлодетекторы того типа, которым теперь оснащены крупные аэропорты.
Жандармы были в зеленых мундирах, военная полиция – в серо-голубых. Первые обуты в сапоги, вторые – в ботинки.
Гюнвальд Ларссон подавил зевок: рано утром он участвовал в репетиции. Все было совсем как взаправду, не хватало только самого президента.
Вот как выглядел кортеж: впереди на мотороллерах – пятнадцать прошедших специальную подготовку сотрудников службы безопасности. За ними – столько же обычных полицейских на мотоциклах и две машины, битком набитые охранниками. Далее следовал предназначенный для президента черный «кадиллак» с голубыми пулестойкими стеклами.
Гюнвальду Ларссону была оказана великая честь: он сидел на заднем сиденье «кадиллака», изображая президента.
За «кадиллаком» следовала открытая машина с охранниками на боковых сиденьях, на американский лад.
Замыкали кортеж полицейские мотоциклы, автобус радиовещания и машины аккредитованных журналистов.
Кроме того, на всем пути от аэродрома были размещены агенты в штатском.
Одна деталь врезалась в память шведского гостя.
На всех столбах висели портреты президента. Путь был достаточно долгим, и Гюнвальду Ларссону осточертели массивная голова на бычьей шее, одутловатое лицо и очки в черной металлической оправе.
Помимо наземной охраны, в воздухе курсировали военные вертолеты в три яруса, по три машины в каждом ярусе.
Сверх того, небо над вертолетами бороздила эскадрилья «старфайтеров».
Словом, все отработано до такой степени, что возможность неприятных сюрпризов была как будто исключена.
Во второй половине дня стало очень душно. Гюнвальд Ларссон слегка вспотел.
Он не предвидел никаких осечек. Визиту предшествовала тщательная, обстоятельная подготовка, планы разрабатывались за месяцы вперед. Особая группа специально проверяла планы в поисках возможных пробелов. Были внесены незначительные поправки. И ведь ни одно из многочисленных покушений в этой стране не удалось. Пожалуй, начальник ЦПУ был прав, когда говорил, что здешние специалисты – самые квалифицированные в своей области.
Без четверти три Франсиско Бахамонде Кассаветес-и-Ларриньяга глянул на часы и сказал:
– Twenty one minutes to go I presume.[3]
Стокгольм вполне мог послать человека, не владеющего испанским. Кассаветес-и-Ларриньяга изъяснялся на аристократическом английском языке, принятом в наиболее изысканных клубах Белгравии.
Гюнвальд Ларссон посмотрел на свой хронометр и кивнул.
Часы показывали без тринадцати минут и тридцати пяти секунд три в среду пятого июня тысяча девятьсот семьдесят четвертого года.
Сторожевой корабль остановился у входа в гавань, чтобы выполнить единственное возложенное на него задание: произвести приветственный салют.
Высоко над улицей восемь истребителей выписывали белые зигзаги в ярко-голубом небе.
Гюнвальд Ларссон огляделся по сторонам. Улица упиралась в огромную круглую арену для боя быков, окаймленную кирпичной стеной с красно-белыми арками. В другом конце улицы как раз в эту минуту заработал высокий фонтан с подкрашенными струями; год выдался на редкость засушливый, и фонтаны – их в городе было много – включали только по особо торжественным случаям.
Несмотря на бездну различий, эта страна, как и Швеция, представляла собой мнимую демократию с господством капиталистической экономики и циничных политиков-профессионалов, которые всячески старались создать видимость некоего, именно некоего, социализма.
Из различий особенно бросались в глаза разница часовых поясов, другая религия и тот факт, что здесь монархию давно сменил республиканский строй.
Послышался стрекот вертолетов и вой мотоциклетных сирен.
Гюнвальд Ларссон снова поглядел на часы – кортеж явно опережал график. Он обвел гавань своими ярко-голубыми глазами и убедился, что теперь уже все полицейские катера находятся в движении. Портовые сооружения мало изменились с той поры, когда он бывал здесь в качестве морского офицера, зато суда на рейде выглядели совсем иначе. Супертанкеры, контейнеровозы, саморазгружающиеся плавучие ящики, большие паромы, с которых автомашины чуть ли не вытеснили людей, – ничего этого не было, когда он служил на флоте.
3
Осталась двадцать одна минута, если я не ошибаюсь