Вместо Абдуллы после обеда на плантации появился сын хозяина Исмаиль, коренастый молодой человек, носивший красную феску с пышной черной кистью. Работа возобновилась. Исмаиль ничего не понимал в табачном деле, но каждый раз, как кто-нибудь разгибал усталую спину, начинал выходить из себя. Крик его не умолкал. Лишь ко времени вечерней молитвы, угомонившись, он разрешил крестьянам разойтись. Усталые, разбитые за день люди сложили свои цапки в углу сарая и разошлись по домам.
Проходя мимо Исмаиля, стоявшего у ворот и звонко щелкавшего стеком по голенищам своих до блеска начищенных сапог, Рустем попробовал попросить его за Настасью.
— Будьте великодушны к этой женщине, — сказал он, кивнув на Настасью, шедшую следом за ним. — У ее родных сгорела изба, сестра умирает. Она хочет свидеться с ней, а денег на дорогу нет.
— А тебе какое до нее дело? — огрызнулся Исмаиль. — У нее свой есть язык!
— Утром я просила Абдуллу-ага, — сказала Настасья, которая хорошо понимала их язык. — Он не пускает.
— Абдулла-ага знает, что делает! У него голова работает лучше, чем у тебя.
Рустем закипел гневом и обидой, кровь ударила ему в голову, губы задрожали.
— По-вашему, только вы, баре, умники, а мы — ваши рабы — лишены ума?
— Откуда у вас ум? — засмеялся Исмаиль, помахивая стеком. — Ты посмотри на свои штаны — весь срам наружу. Сначала прикройся! Эх ты, а еще принюхиваешься к Гуляре!
Исмаиль повернулся, показывая, что разговор окончен, но Рустем схватил его за ворот и притянул к себе.
— Не спеши! Разговор не окончен! — в бешенстве произнес он.
— А что, разве не правда, что ты заглядываешься на Гуляру? — выкрикнул Исмаиль.
— А тебе-то что?
— Не видать ее тебе как своих ушей! Понял? Да убери ты руки, жених зачумленный!
— Кто зачумленный?
— Ты, конечно. Не я же.
— Посмотри мне в глаза! Ты знаешь о том, что твой отец авантюрист, удравший из Ускудара, убил твоего деда? А ты сын этого проходимца! Насильники вы проклятые!
Рустем размахнулся и двинул мощным кулаком барича в левую скулу. Исмаиль перекувырнулся и покатился в глубокий каменный овраг, край которого был в нескольких шагах от ворот.
Рустем постоял немного на месте в раздумье, затем оглянулся вокруг, шагнул вперед, чтобы уйти, и неожиданно наступил на что-то мягкое. Нагнувшись, он разглядел красную феску, валявшуюся в пыли. Он изо всех сил пнул ее ногой. Феска полетела в обрыв вслед хозяину: Рустем сплюнул и пошел домой. Но, перейдя мост, он вдруг остановился, затем повернул не домой, а к крутым холмам, тянувшимся в стороне от деревни.
Домой он так и не вернулся. На другой день Мидат обошел все дома, не пропуская ни одного, но Рустема нигде он не нашел. Тензиле-енге послала младшего сына в Кок-Козы к Сеяре — Рустема не было и там. Мидат ушел в деревню Гавр, к тетке Уман, но и там не видели Рустема.
Мать была в отчаянии.
— Боюсь, с ним случилось несчастье! — говорила она плача.
В эти горестные дни к ним заехал Какра Мевлюд из Озен-баша, который занимался тем, что разъезжал верхом по деревням с привешенными по сторонам седла корзинами — тарпи, скупал у крестьян яйца и перепродавал их в Ялте.
— Мевлюд-ага, наш Рустем пропал, — стала жаловаться ему Тензиле-енге. — Отец на ярмарке, еще ничего не знает. Уж не убежал ли он в Ялту? Прошу вас, Мевлюд-ага, сделайте для нас доброе дело: возьмите с собой Мидата, может, он найдет брата.
Какра Мевлюд пожал плечами:
— Да разве найдешь его в таком большом городе? У кого спросишь? У кого узнаешь? А может, он сел на пароход и удрал в Батуми? Впрочем, вряд ли. Время сейчас военное, причалы в портах охраняются полицией.
— Мевлюд-ага, если Рустем не найдется, я сойду с ума! Умоляю вас! — упрашивала Тензиле-енге.
— Ладно, пусть пойдет со мной, — согласился наконец Мевлюд. — Только ведь я езжу через Ауткинское ущелье. Выдержит ли Мидат такую дорогу?
— Выдержу! — закричал Мидат из сеней, где он уже натягивал на ноги чарыки, готовясь в дальний путь.
Тензиле-енге поставила перед Мевлюдом чебуреки и кофе. Он стал есть вместе с Мидатом. После полудня Мевлюд пустился в путь. Он шел, ведя лошадь на поводу, а юноша следовал за ним.
Через шесть суток, не найдя брата в Ялте, Мидат вернулся домой. Только на двадцать первый день после исчезновения Рустема во двор въехала арба Дульгера-Саледина. Он молча распряг коня и начал перетаскивать мешки с пшеницей, бурдюки с салом и другие припасы в кладовую. Не дождавшись сына, он спросил Мидата:
— Где Рустем? Почему его не видно?