Смотрю в сторону стены, на которой висят фотографии.
Два круга.
Эта картина вновь встала перед глазами.
Я хмурюсь, бросая взгляд на фотоаппарат.
Мне необходимо проверить это. Мне нужно съездить на мост, просто убедившись, что эти круги я увидела там.
Я до сих пор не могу понять, почему рисовала их во время помутнения рассудка.
Смотрю на спящего Дилана и понимаю, что будить его нельзя. Он, выслушав меня, нахмурится и пошлет куда подальше, заставив вернуться в кровать.
Думаю, он ещё не скоро проснется, поэтому я успею съездить туда.
То избитое тело из моего сна… Этот человек был похож на Майка. Странно, что он мне снится. Странно, что я вообще думаю о нем.
Беру майку, поднимая с пола джинсы, и медленно иду в сторону двери, которая решила поиздеваться надо мной, громко скрипя. Я шикаю на неё, словно она одушевленный предмет, выходя в коридор. Стараюсь тихо закрыть дверь. Стою молча, прислушиваясь к звукам.
Тишина.
Значит, я его не разбудила.
Действительно, крепко спит.
Оборачиваюсь, замирая, но не чувствую, как дыхание перехватывает. Моя мать смотрит на меня, стоя буквально в нескольких шагах. Я переступаю с ноги на ногу, понимая, что её взгляд, полный презрения и отвращения, бродит по моему телу. Не прячу его за одеждой. Я стою в одном белье. Думаю, теперь мать окончательно убедилась в том, что мы с Диланом куда ближе, чем она предполагала.
Создавалось под (одна из моих самых любимых песен):
Radiohead – Street Spirit
Женщина хмурится, кивая:
- Кейси.
Я поднимаю глаза, переполненные уверенности.
Мать выпрямляется, сохраняя гордую осанку:
- Я больше не хочу видеть тебя в этом доме, - её голос дрожит не от злости, а скорее от обиды. Я хмурюсь, так же выпрямляясь:
- Что? – наклоняю голову на бок, усмехаясь. – Ты, что?
- Ты уедешь обратно в Алабаму, - говорит, потирая руки, которые трясутся.
Говорят, женщины, влюбляясь, теряют голову из-за мужчин.
Так вот, моя мать тому подтверждение.
Притоптываю ногой, закусывая губу, чтобы заглушить обиду, что начала разрастаться в груди:
- Ого, - роняю, сжимая губы. – Ничего себе.
- Хэнк отправит Дилана во Флориду, а ты вернешься в Алабаму. Мы так решили, - она вздыхает, изредка опуская глаза на паркет. Я не могу не улыбнуться:
- Вы решили. Вот только одна проблема, - делаю шаг вперед. – Вас никто, нахрен, слушать не собирается, мама, - произношу твердо, чувствуя, как мои ноги дрожат.
Женщина ровно дышит, смотря на меня так, словно мои слова не доходят до неё. Я опускаю глаза, наблюдая за тем, как она нежно поглаживает свой живот.
Это обидно.
Обидно осознавать, что она уже любит этого ребенка больше, несмотря на то, что он даже не родился.
- Мне жаль, - сглатываю, выдавливая эти слова. – Мне жаль этого ребенка, ведь его матерью будешь ты.
Женщина меняется в лице. Моментально. Я продолжаю стоять на месте, ожидая, что она ударит меня, или накричит, но мать лишь качает головой, словно выбрасывая мои слова из головы:
- Иногда, – её голос ослаб. – Иногда я думала о том, что лучше бы ты вообще исчезла, Кейси.
Я заставляю себя не реагировать на сказанное, хотя внутри готов извергаться вулкан.
- С тобой всегда было сложно, - она потирала красные щеки. – Ты была невозможным ребенком: непослушная, активная, громкая девочка. Ты плакала все ночи напролет, не давая покоя ни на секунду. Ты стала для меня настоящим кошмаром, стоило тебе только появиться на свет. А рожать тебя было невыносимо. С Бо все было гладко, а ты… Я начала думать, что это не подарок небес, а просто проклятие. Мне было слишком тяжело с тобой. Ты выжимала все соки из меня, - опускает руки, смотря на меня опухшими глазами. – И с годами становилось только хуже. А теперь я дошла до конечной точки моего терпения, Кейси, - облизывает сухие губы. – Я и правда хочу, чтобы ты исчезла. Прямо сейчас. Я хочу забыть тебя, как кошмар. Хочу, наконец, закрыть эту старую книгу и начать новую. Новую книгу здесь, с Хэнком и этим ребенком, поэтому, чтобы окончательно забыть прошлое, мне необходимо забыть тебя, Кейси.
А я уже и забыла, какова эта боль. Боль, которая ранит не в самое сердце. Она проходит все тело насквозь, проникая в каждую клетку. Она сочится по венам, она ударяет в голову, заставляя почувствовать давление и пульсацию. Она сдавливает тебя со всех сторон, не давая шевелиться. Она лишает тебя голоса, возможности мыслить.
Она полностью поглощает тебя, заставляя теряться в чем-то сером, что не имеет конца.
Подобная боль – эта бесконечная пустота внутри и снаружи.
Я делаю шаг назад, понимая, что это действительно конечная остановка наших с ней отношений. Все, что происходило до этого, было лишь подготовкой к этому моменту.
Я устала сжимать кулаки, кусая губу. Моя душа орет, а глотка пересохла. Но мне необходимо предупредить её. Мне нужно открыть ей глаза на правду:
- Знаешь, - слабо улыбаюсь, отводя глаза. – Ты наивная дура.
Мать не меняется в лице, продолжая смотреть куда-то в стену. Я облизываю губы, продолжая со сбитым дыханием:
- Ты пытаешься начать все заново, - сглатываю. – Но куда бы ты ни шла, где бы ни скрывалась, везде с тобой будет твое прошлое. Его не укрыть даже от самой себя. Тебе не избавиться от этого груза. Тебе не начать все сначала, избавившись от меня, ведь у тебя всегда есть твои воспоминания. Ребенок? Да, пускай новый ребенок, подарок небес, но, - отхожу. – Но ты – та же. Ты будешь для него такой же матерью, как была для меня. Поэтому, чтобы начать все заново, тебе нужно в первую очередь менять себя, - качаю головой. – А этого не произойдет, ведь ты считаешь, что причина твоего несчастья – это все вокруг. Все, кроме тебя. Понимаешь? – отворачиваюсь, начиная быстро перебирать ногами, чтобы скорее скрыться. – В тебе вся проблема.
Натягиваю на себя майку, быстро спускаясь по лестнице.
И во мне проблема.
Мы обе виноваты, я признаю это, но почему ты сбрасываешь все на меня?
Надеваю джинсы, обуваясь, и выскакиваю на улицу, быстро покидая наш участок.
Противный дождь продолжает моросить. Я обнимаю себя руками, идя по улице.
Против толпы. Все люди идут в одном потоке. А я против них. Мне приходится расталкивать руками. Их лица пропитаны отвращением, а глаза словно смеются надо мной. Мне ещё никогда не было так трудно дышать.
Сворачиваю за угол.
Мне нужно туда. Место, где меня никто не найдет.
Никто, кроме Дилана.
Мрачнело.
Я вышла к мосту, опуская руки. Мне, по-прежнему, трудно глотать воздух. Легкие словно сжались, подобно сухой губке.
Медленно подхожу к бордюру, стараясь не думать. Да, ни о чем. Абсолютно. Мне стоит сфокусировать внимание на аромате леса, на звуке дождя, вое ветра.
Но я не могу.
Моя мать все это время мучалась. Она еле выдерживала меня. Да. Это было слишком очевидно, чтобы так переживать.
Опускаю глаза. На стенке бордюра вырезаны два круга. Сажусь на корточки, водя по ним ладонью. Рисунок зарос мхом. Поэтому я раньше не замечала его.
Но, почему тогда рисовала их? Почему они мне снились? К чему было то избитое тело?
Выдыхаю, качая головой. Прикрываю глаза, стараясь думать лишь о кругах.
Только круги, только этот странный рисунок.
Больше ничего.
Но нет.
Ругаюсь под нос, потирая лоб руками. Давлю на глаза, заставляя себя чувствовать боль. Кусаю кисть.
Мне нужно заменить её.
Сильно сжимаю зубы, но ничего не выходит.
Я продолжаю прокручивать слова матери в голове.
Физическая боль не спасет.
Ахнула, понимая, что больше не могу кусать.
Но внутри все сжимается, рвется, горит. И все это приносит куда больше неприятных ощущений, нежели попытка «откусить» себе руку.
Подскакиваю, когда ход моих мыслей прерывает резкий визг тормозов.
Щурюсь, отступая к бордюру, когда дверцы машины открываются.