Уэллс выделил нечто общее в изображении характеров у двух писателей — современников, представителей старшего и молодого поколений, писателей, в значительной мере обозначивших новый этап в развитии английской литературы, начало того процесса, который разовьется в XX веке. «Сильно очерченные индивидуальности» — это сказано точно, однако в плане самого общего определения.
Характеры в романах Гарди, особенно в «Тэсс» и «Джуде», для своего времени, для «конца века», были отмечены несомненной оригинальностью и новизной.
Не в манере и способах обрисовки портрета или психологического анализа заметно сказывалось новаторство писателя, хотя его технология обнаруживает неизведанные или по-своему примененные приемы и средства, а больше всего в самом принципе выбора «характеров» и в понимании того, что такое характер, что это за сложный и таинственный организм, какие силы им движут и какие проблемы в меняющихся условиях выдвигает он перед личностью и обществом.
Тэсс и Джуд во многих отношениях характеры знаменательные. Они бесспорное свидетельство демократизма Гарди и глубокой демократизации английской литературы. Их своеобразие не в том только, что они вышли из народной среды, сформированы ею, а прежде всего в том, с каким неотразимым достоинством они, люди из народа, его представляют. Естественно ставить их рядом, как явления близкие ДРУГ другу и даже родственные. В них действительно много общего, как и в их судьбах, — это два равнозначительных варианта одной трагедии.
Автор назвал Тэсс «чистой женщиной, правдиво изображенной». Тот же эпитет и ту же характеристику — только в мужском роде — можно отнести и к Джуду. И Тэсс и Джуд — натуры цельные и чистые. Им нет нужды испытывать нравственные потрясения, чтобы почувствовать необходимость и значение морали в ее конкретной сути и ощутить ее действие в движении чувств, в образе мыслей, в практическом шаге. Невзирая на испытания, вернее сказать — на истязания, которым они подвергаются, жестокие, изощренные, бессмысленные истязания тела и духа, невзирая на бесчисленные травмы и внутреннюю ломку, Тэсс и Джуд сохраняют нравственную чистоту, а также искренность, доверчивость, чуткую отзывчивость, сознание долга и готовность, без расчета, к самопожертвованию.
Изображенным Гарди характерам присуща психологическая глубина и многогранность. Ни в «Тэсс», ни в «Джуде» не мельтешат одноцветные лица. И «проходные» фигуры, как правило, выразительны, живо и точно выявляют ту или иную черту — психологии, быта, социальной среды. Мерси Чант, например, которой, увидев Тэсс, пренебрег Энджел Клэр, являет собой пример чопорной добродетели. Мелочный снобизм и самодовольство Катберта и Феликса, братьев Энджела, несут на себе прямой отпечаток той же замкнутой и неподвижной среды. Даже фермер Траутем, мелькнувший на первых страницах «Джуда», тот самый, кто дает начальный урок социальной грамоты слишком чувствительному герою, успевает показать себя и свою зависимость от условий жизни. Когда же действующее лицо претендует на роль значительную, то будь эта роль, как у Алека д’Эрбервилля, самая незавидная или, как у Арабеллы Донн, весьма неприглядная, обязательно выявятся разные и отнюдь не случайные стороны их характера. А. М. Горький относил Томаса Гарди к числу тех выдающихся писателей, которые «крайне редко возбуждают… сомнения в точности изображения ими событий, характеров, логики чувств и мысли». Горький писал об этом в 1932 году. За четверть века до того, в 1907 году, находясь в Лондоне, он встретился с автором «Тэсс» и «Джуда» в узком кругу литераторов, среди которых были Бернард Шоу, Герберт Уэллс, Джозеф Конрад.
Гарди, говоря словами Пушкина, сказанными о Шекспире, «никогда не боится скомпрометировать своего героя». В одном случае Тэсс напоминает ему «насторожившегося зверька», в другом — муху: Тэсс, «словно муха на бесконечно длинном бильярде, стояла на зеленой равнине». А одним дерзким сравнением он вызвал раздражение многих критиков, когда написал: «Она не слышала, как Клэр вошел, и не сразу его заметила. Она зевала, и он видел ее открытый рот, красный, как у змеи». Обаятельная Тэсс, воплощение юной женственности, и вдруг… Но никакого «вдруг», собственно, нет. Сравнения Гарди могут быть необычны и даже дерзки, но прежде всего для тех, кто привык к готовой модели романтического образа. При всей неожиданности этих сравнений, они возникают естественно, в определенной системе, подчиняются внутренней логике, не нарушая сущности характера. Тэсс — дитя земли, дитя природы, только с необычайно тонкой душевной структурой. Гарди не раз отмечает в ней сильное чувственное начало. Сравнив чувственный рот Тэсс со змеиным, он писал: «Жизнь била в ней через край. Это было одно из тех мгновений, когда душа женщины полнее, чем когда-либо, облекается в плоть, когда самая одухотворенная красота становится плотской и чувственной».