Она проворочалась, наверное, минут десять. Спать уже было невмоготу, и глаза все же пришлось открыть. Сначала — один, потом — второй.
Взгляд сразу зацепился за стол, на котором лежали вышивка, нитки и стопка недочитанных книг. Светло-бежевые стены с ярко-голубым пятнышком от гуашевой краски. Когда только сюда заселилась, Серафима принялась рисовать. Незаконченная картина до сих пор одиноко пылилась на полу возле стула. Ее сдуло ветром из открытого окна еще тогда, в первый день.
Первый день. Она села на стул, крепко зажмурилась, и в ее голове возникли белые-белые облака на синем-синем небе. Золотые врата в Рай, а рядом с ними две фигуры: старый опытный ангел, и молодой начинающий — сама Серафима.
— Прежде, чем рассказать все нюансы работы ангелом-хранителем, я покажу тебе твой дом, — Сильвестр взял Серафиму за руку и повел ее вглубь облаков.
Чем дальше они отходили от врат, тем больше Рай походил на Землю. Жилые дома, магазины, рестораны. Но гораздо чаще встречались деревья и цветы, а их виды не зависели от климата. Все растения, существующие на свете, росли одновременно. Только в разных уголках. Рай разделен на четыре сектора.
— При всех жизнях ты обожала солнце, щебетанье птиц, молоденькую травку и запах сирени. Поэтому твой сектор — весна, — Сильвестр уже открывал калитку, за которой стоял маленький кирпичный домик. А вокруг цвели мартовские, апрельские и майские цветы.
— Вау! — Серафима вошла в спальню и увидела большую кровать. Осторожно села на нее и почувствовала невероятную мягкость. — Здесь пуховая перина, и вообще, все, чего мне не хватало при жизни!
— Ну, это же Рай, — пожал плечами ее наставник. — Но бывать здесь ты будешь нечасто. Выходные ангелам-хранителям дают крайне редко, я уже не говорю об отпуске!
«Вероятно, это он намекает на то, чтобы я еще раз все взвесила, прежде, чем соглашаться принять должность», — промелькнуло у Серафимы в голове.
— Ничего страшного! Когда слишком долго без дела, я скучаю.
«Дело! Точно! Сколько можно прохлаждаться? Там Аня в беде!» — ангел-хранитель вернулась к реальности и вспомнила о своих прямых обязанностях.
Боли в груди уже прекратились, а, значит, можно было возвращаться к работе. Поэтому Серафима быстро сменила сорочку на белое длинное платье, причесала светлые кудри и собралась на выход.
«Надеюсь, ее еще можно спасти!» — с этими мыслями дернула ручку двери. Та не поддалась.
— Не поняла, — растерянно и вслух.
Металась по дому в поисках ключа. Его нигде не нашлось. Выйти через окно тоже не получилось: ставни, как будто, заклинило. Тогда Серафима забарабанила в дверь, что есть мочи: «Кто-то же должен услышать!» И здесь ее надежды не оправдались. Она оказалась запертой в собственном доме в самый неподходящий момент. Опустилась на корточки, прислонилась к стене и горько заплакала.
— Теперь уже точно все потеряно.
30
Для тех, кто Судьбе категорически не нравился, в Книге была прописана профессия проктолога. Но Валентин не связал с этим жизнь навсегда: не так давно переучился на патологоанатома. «Работа с людьми — лучшая работа на свете. Особенно, если они мертвые», — нередко говорил он коту, придя из морга в крохотную каморку. Больше разговаривать было не с кем.
В кошачьих «мяу» Валентин находил понимание и сочувствие, а иногда — и дельные советы. Все крутили пальцем у виска и обходили стороной железную дверь в неуютную квартиру, доставшуюся ему от бабушки. Поговаривали, что старушка умерла не своей смертью: Валентин якобы задушил ее ночью подушкой. Но правда ли это, не знал никто. Кроме самого хозяина и четырех стен.
В полупустой квартире стерильно, как в операционной, а в единственной комнате — только шкаф и кровать, видавшие еще Октябрьскую революцию. На кухне такие же серые обшарпанные стены и холодильник, в котором вместо еды — банки с человеческими органами. Вот глаз, а это сердце, печень, почка… кто увидел бы, ужаснулся. Но увидеть было некому. Сюда не заходил никто. Кроме самого хозяина и его пушистого дымчатого питомца.
— Мяу! — Кот залез на стол и заглянул в жестяную кружку.
— Не осуждай. Мне грустно, — Валентин допил остатки вина.
Хотел было налить еще, но кот махнул хвостом и свалил пакет с дешевым пойлом. Красное сухое разлилось по полу.
— Ах ты, мразь! — Хозяин схватил питомца за шкирку и начал размазывать им лужу по линолеуму.
Кот вырывался, царапался и орал, как резанный. Пока со всей злости не укусил Валентина за руку, не освободился от роли половой тряпки. Обиженно убежал в комнату наводить марафет: серая шерсть подмокла, свалялась и запачкалась вином. Живодер, а не хозяин!