Неодолимые возгласы плоти:
— Ох! — Эх! — Ах!
В глухонемые часы: без рифмы
Чем задохнуться — так разорвемся ж!
«Емче органа и звонче бубна» — 28-го дек<абря> 1924 г.
NB! О Царе Мидасе
И хлебом стал звук.
И звуком стал хлеб.
NB! На всякое ох есть ах — и на всякое ах — ох!
Евы золотое яблоко.
...Ты меня забудешь наглухо.
...Как там живут?
Не задумавшись отвечу: — Тесно.
Воздух вымерили по вершкам
И восторг отпущен по квадратам
земл<е?> |
...Чтó не о советской, то, Москве |
Речь, а о звезде одной, совсем не
Звездной...
Несколько бессмертных строк
Пела рана в груди у князя
Или раны его — стрела
Пела?
«Не возьмешь моего румянца»[92] — 25-го дек<абря> 1924 г., чешское Рождество.
+
+
Пела рана в груди у князя
Или раны его — стрела
Пела — к милому не поспеть мол —
Пела, милого не отпеть —
Пела. Та, что летела степью
Сизою? — Или просто степь
Пела, белое омывая
Тело... «Лебедь мой дикий гусь»
Пела... Та, что с синя-Дуная
К Дону тянется...
Или — Русь
Пела?
(Конец декабря 1924 г.)
...Как билась в своем плену
От
И к имени моему
Марина — прибавьте: мученица
Здесь кончается 1924 г.
На пороге между 1924 г. и 1925 г. — стихи Крестины
«Воды не перетеплил
В чану, зазнобил как надобно...»
1925 г.
«Воды не перетеплил» — 1-го января 1925 г.
Мысль: — Если Христос и любил плоть, то как поэт: для подобий своих и притч — чтобы людям понятней — никогда в упор, никогда — как таковую.
Вот Соломон — любил! (Песня Песней, с такой цинической натяжкой выдаваемая католиками за прославление Христовой невесты — Церкви. NB! М. б. Римская — действительно такова (с грудями, с гроздями). Наша — с гвоздями (Распятия).
(Христос плоть не любил, а допускал. 1933 г.)
В теле как в трюме
В себе как тюрьме
Из мыслей о редакторах и редакциях:
Ведь всё равно, когда я умру — всё будет напечатано! Каждая строчечка, как Аля говорит: каждая хвисточка! Так чего же ломаетесь (привередничаете)? Или вам вместо простой славы <пропуск одного слова> солнца непременно нужна <пропуск одного слова> сенсация смерти? Вместо меня у стола непременно — я на столе?
(И это — напечатаете!)
У Али восхитительная деликатность называть моего будущего сына: «Ваш сын», а не «мой брат», этим указывая его принадлежность, его — местоположение в жизни, обезоруживая, предвосхищая и предотвращая мою материнскую ревность (единственную, в к<отор>ой страдание не превышается — не погашается — презрением!).
О безнравственности «института кормилиц»
Кормилица. Будь они, я бы конечно взяла кормилицу — («Барыня, у Вас молока как у мы-ыши», нянька Надя, 1920 г.) — и без всяких угрызений совести, по той простой причине, что мой ребенок — в мире — ценнее. Слишком мало шансов, чтобы у меня родился дурак, а у нее — Ломоносов.
(Хотя бы потому, что из нас двух я — Холмогоры! 1933 г. Или, во всяком случае, столько же.)
Стоило бы Канту (к<оторо>го никогда не читала и не прочту) назвать свою книгу «Игры пера», как его бы столетия подряд упрекали бы в легкомыслии. Я слишком знаю portée [93] (гипноз) названия. Это единственное в чем верит поэту — философу — высшему — критик. И почти всегда — зря. Так «Ремесло» мое, например, — вызов — и проверка, во всяком случае <пропуск одного слова> — нáдвое.
И меж твоим и моим сиянием
Не поскупился на расстояние
Бог...
(Б. П.)
...и дрожу в тепле.
Если бы знали как тесно в теле мне
Собственном —
пожелание к новому Году
Дорогая Марина и Рысь!
Желаю Вам Сына Бориса (непременно гения, не чета мне), чудесного подарка от Лисевны[94] (платье или ч<то->н<ибудь> в этом роде), неожиданной откуда-нибудь получки, очень большой. Я не надеюсь, что мой скромный фартук может Вам доставить удовольствие. Прилагаю Вам при пожелании скромное иждивение, нá ночь, чтоб у Вас оно не переводилось все ночи 1925 г. Желаю Вам еще всё то, что желаете Вы.
Итак — с 1925 годом!
Целую, целую, целую Вас
Ваша, вечно Ваша Аля
Что будет в этот день (31-го декабря) с нами в 1926 г.?
P.S. Вашему сыну Борису будет почти что год.
Строки:
...Что с видом Сивиллы старой
Скучает по скалам
(Ель)
Ель моя! Старая
Сивилла моя!
Мысль:
Есть люди, общество которых нас унижает. Это сложнее чем кажется. Люди, которые на нас линяют. (NB! самые слабые, самой слабой окраски: прочно-серой!) — На мою бессмертную душу?? — Нет. Но она, в их обществе, отсутствует, устраняется, оставляет меня одну aux prises avec[95] —. (Моя душа — не я, я, это я + душа. Мое осознание ее + она. Она, устраненная, я без нее — всё я: осознанное ее отсутствие: МИНУС.)
Две категории: одни унижают нас перед собою (мною), другие — перед лицом окружающих (NB! одного). Видя меня, напр., в первый раз с X., человек невольно объединяет нас, как бы мы ни различались. Это особенно распространяется у меня на женщин: я всегда чувствую себя ответственной за глупости, которые они говорят. Мне стыдно. Нечто родовое.
Есть общество — как сообщничество (сопреступничество).
8-го января 1925 г.
Строка:
Погребенная заживо под лавиною
Дней...
Три своих над Платоновой половиною
Промотав...
(души)
Душа моя! Тайга моя!
Этой жизни — местность и тесность.
И еще скажу: самоедом в чýме...
NB! Строка:
В море, где мало плавала,
Много плакала...