- Как ты думаешь, муж мой, не стоит ли мне попросить ее о месте в Городе мертвых Уасета, пока мы здесь? - предложила Мути. - Это очень важная услуга, и просьба может быть слишком скорой, я это понимаю… Но еще хуже говорить о таких вещах в письме!
Синухет кивнул.
- Да, еще хуже, - задумчиво ответил он. - Думаю, ты права - Тамин может это устроить для нас. И теперь для нас пришло время просить.
* Дома жизни.
* Ливийцев.
========== Глава 62 ==========
И сам Имхотеп, и его супруга охотно взялись походатайствовать перед “князем Запада” Уасета за места в Городе мертвых.
Синухет видел сам, как рабочие начали вырубать новые погребальные камеры. Он стоял глубоко под землей, в холоде и мраке, и брат держал его руку. Хотя между ним и Имхотепом давно уже не было той близости, что в детстве.
Смотреть, как сыплются камни, расчищая дверь в твой вечный дом, - это было страшно, невзирая на все тайное знание. А может, именно благодаря этому знанию…
- Ты уже бывал здесь? - спросил Синухет, взглянув на Имхотепа, - его легкое зеленое облачение колыхалось от тока воздуха.
- Да, и не раз, - губы жреца Осириса, стоявшего к нему в профиль, тронула улыбка. - Есть то, что я с некоторых пор возжаждал узнать, но время для этого еще не настало…
Конечно, пропуском в Хамунаптру Имхотепу послужило облачение жреца, - но Синухет все равно был удивлен, что стражи Запада впустили его брата безвозбранно. И Синухет с трудом верил, что кто-нибудь добровольно согласится вести изыскания в таком месте… разве только Имхотеп рассчитывал найти что-то исключительно ценное.
Когда братья поднялись по выщербленной каменной лестнице наверх, Мути, стоявшая вместе с Тамин в тени гигантской статуи Анубиса, бросилась к мужу, забыв обычную сдержанность.
- Как долго вас не было! На меня это место наводит ужас, - Мути побледнела, руки ее были холодны, несмотря на жару.
Имхотеп вдруг шагнул к жене брата и, схватив ее за руку, перевернул ладонью кверху и прижал палец к жилке, считая пульс. Через несколько мгновений Имхотеп сказал Синухету, что его супруга перегрелась на солнце и им пора ехать домой.
- Пора, - Синухет обнял жену за плечи и прижал к себе. А перед глазами египтянина соткался образ светловолосой наложницы; его ужасно потянуло назад, в свое поместье. Синухет крепче прижал к себе жену, пряча от нее лицо.
- Едем, - распорядился он, как старший.
Женщины сели в носилки, а Синухет, следуя примеру брата, шагал пешком. Неутомимый Имхотеп словно бы даже наслаждался прогулкой под палящим солнцем.
Перед тем, как отправиться назад в Дельту, Синухет с женой еще раз навестили сына в школе Амона.
Амон-Аха уже избегал родительской ласки, как все взрослеющие мальчики; но, прощаясь с отцом, он крепко прижался к нему, точно без слов просил защитить от всех неведомых опасностей. Синухет поцеловал сына в гладкое темя; перед его глазами встало лицо Тамин, певицы Амона, и он вновь услышал ее мелодичный предостерегающий голос…
Покидая Уасет, он оставит здесь живой залог своего смирения.
Синухету, конечно, уже не раз приходило в голову поискать лекарку, обвиненную в смерти Менны и подвергнутую пыткам. Он понял, что это та самая женщина, которую он оглушил, похитив Небет-Нун, - теперь Синухета мучили сожаление и неизвестность. Но у него не было в Уасете людей, которые могли бы действовать незамеченными, а сам Синухет и подавно не мог заниматься поисками бывшей прислужницы храма. К тому же, это было почти бесполезно, - такие преступники или оклеветанные исчезали без следа и слова…
Прощаясь, Имхотеп обнял брата такими же сильными, как у Синухета, руками; а госпоже Мути поклонился. Та едва смогла кивнуть в ответ. Имхотеп внушал ей страх.
Госпожа Мути не побоялась бы оказаться во дворце, в обществе блестящих придворных, под неусыпным надзором стражников, - а учтивый, неприметный жрец Осириса, в чьем доме они жили, повергал ее в трепет. Наедине она сказала Синухету, что под взглядом его брата у нее “душа качается в теле как тростник”. И Синухет невольно разделил и опасения жены, и ее облегчение, когда Город живых остался позади.
Работы в Хамунаптре продвигались быстро. Через три месяца Имхотеп прислал брату письмо, в котором сообщил, что готовы погребальные камеры. Для самого Синухета с супругой, отдельная - для одного его сына или обоих, как решит отец, поскольку сыновья оставались в семье; и еще одна комната для наложниц Синухета. Слуг намеревались хоронить отдельно, гораздо проще, и сами люди дома Синухета не возражали против могил в Городе мертвых Буто - безымянных, как тысячи других, дорогу к которым родня забывала уже на следующий день.
А может, именно это обеспечивало наилучшую сохранность. Синухет знал, что по мере того, как возрастали притязания жрецов Амона, учащались и расхищения богатых гробниц, - такое преступление каралось страшными казнями, но грабителей это не останавливало.
Потом Синухет заставил себя забыть о смерти среди цветения жизни. Сетеп-эн-Сетх рос и умнел на глазах, несомненно, под влиянием матери; хотя Синухета настораживало то, чему она может со временем научить сына. А для Беллы малыш стал самой большой отрадой и опорой, какой она не могла найти больше нигде в этом мире. Родным языком Сетеп-эн-Сетха был древнеегипетский, которому его учил отец; но Белла различала в лепете сына и английские слова, и сердце ее замирало. Этот мальчик сделается для нее пробным камнем, лучшим собеседником, - ее истории о Лондоне станут для Сетеп-эн-Сетха сказкой и не будут мучить его, как мучают его мать; но он и Белла будут лучше всех понимать друг друга.
Иногда Белла приходила в ужас при мысли, что сына могут отнять у нее, чтобы отдать в школу. Синухет успокаивал любимую наложницу. Он не намерен был отсылать этого мальчика в школу Амона, предвидя жестокое непонимание, которое сын Небет-Нун встретит там. Сетеп-эн-Сетх будет учиться у писцов в маленькой школе Буто, при храме Зеленой змеи*, и Небет-Нун сможет приезжать к сыну так часто, как захочет.
Белла была почти счастлива, слыша эти заверения; но потом задумалась о том, как быстро пролетят эти пять лет, пока Сетеп-эн-Сетх не пойдет в школу. Еще пять лет Белла Линдсей скормит древнему прошлому, и ей никто их не вернет!..
Белла рисовала своему сыну картинки, которые он один мог бы понять, когда подрастет; сама вырезала игрушки из корня папируса. Скоро она заметила, что дочери Синухета избегают своего нового брата. Эти девочки были деликатны, как воспитанные египтянки, - насколько могли быть деликатны дети в это время; но они переняли отношение госпожи дома.
Англичанка и Синухет еще раз съездили вдвоем в Буто, где составили новый подробный договор, касавшийся ее имущества. А думая о младшем сыне, Синухет уже хотел переписать свое завещание. Но откладывал это дело, намереваясь обсудить все с женой и предвидя ее гнев и страх.
Когда Сетеп-эн-Сетху исполнилось два года, Синухет предложил Белле взять ее и сына в Уасет. Имхотепа как раз не было в городе - он в Абидосе исполнял свои обязанности перед Осирисом.
- А госпожа поедет? - спросила Белла.
- Нет, - Синухет улыбнулся, и на его щеках обозначились складки, почти такие же, как у Мути. - Наша госпожа снова беременна и хочет быть в покое. Она уступила свое право тебе.
Белла изумилась новости; потом удивилась такой покладистости Мути. Может, египтянка наконец признала право чужеземки на место рядом со своим мужем? А возможно, Мути надеялась родить Синухету второго сына…
Как бы то ни было, Беллу обрадовало предложение господина.
- Конечно, поедем! - воскликнула она. - Мы поселимся при храме Амона, как раньше?
- Нет, при другом храме, - святилище Мут, - ответил египтянин.
Затем Синухет неожиданно шагнул к наложнице и крепко схватил ее за руку повыше кисти. Как тогда, при первой встрече.
- Поклянись, что не попытаешься снова убежать!..
Беллу ужаснула его сила. Она здесь боялась не столько силы мужчин, сколько их необузданности.