- Как я скучаю по нему!
Все трое направились в дом через сад, по дорожке, огибавшей пруд. Тамин остановилась у воды, чтобы поправить платье и золотой обруч на шее. Потом вновь повернулась к спутникам.
- Вы знаете, что скоро Сети объявит своего сына и наследника соправителем? Он устроит праздник для всего города, на котором многие смогут показать себя, - сказала жрица. - Молодому Рамсесу тоже понадобятся преданные воины.
========== Глава 72 ==========
Белла взяла с собою Уаджет, которая должна была постоянно находиться при малыше. Эта пожилая уже египтянка была вдовой из деревни Синухета, чьи собственные двое живых сыновей давно выросли. Еще трое маленькими умерли от детских болезней.
Пока они плыли, Белла украдкой любовалась грубоватым бронзовым лицом доброй Уаджет - оно выражало кротость и довольство, какую бы работу ей ни поручили. Сравнивая свою судьбу с судьбою этой простой женщины, которая всю жизнь заботилась о чужих младенцах и почитала это за счастье, Белла понимала, насколько ей повезло, - и понимала, что была избрана не за какие-то свои редкие качества, а в соответствии с исключительным промыслом богов или тех сил, которые египтяне почитали за богов.
Однажды, когда они остановились на отдых, Белла высказала эти мысли Тамин. Они раньше всех выбрались на берег: Уаджет с мальчиком на коленях все еще сидела в лодке под тентом, в то время как Реннефер с гребцами и хозяином выгружали необходимые вещи.
Тамин, прищурившись, посмотрела на няньку, а потом сказала:
- Для простых людей Маат проста, и заключается в повиновении. Маат думает за них.
Жрица протянула руки ладонями вверх.
- На чашу весов против сердца простолюдина будет положено немного… гораздо меньше, чем против моего или твоего, и сердцу маленького человека легче будет перевесить.
Певица Амона покачала раскрытыми ладонями, потом сжала руки в кулаки и, опустив их, выразительно посмотрела на Беллу. А та еще несколько мгновений соображала, о каких весах идет речь; и наконец поняла, что Тамин подразумевает загробный суд Осириса, на котором сердце взвешивают против пера истины. Англичанке стало жутко.
- Но разве и я… - начала она.
- Теперь ты подлежишь нашим священным законам, - без тени сомнения ответила Тамин. - Как бы ни было до твоего перемещения, теперь ты подлежишь Маат.
“Она верит, что на мне теперь такая же ответственность, как на ней и других жрецах, властителях душ”, - подумала Белла. Это мысль ей совсем не понравилась. Синухета, ее господина, Тамин таким ответственным не считала…
Возможно, именно поэтому Тамин сочла нужным отделить Беллу от Синухета с женой и детьми. А может быть, Тамин нуждалась в совете Беллы касательно Имхотепа, ее собственного мужа?..
Тут Синухет и Реннефер направились к ним, и обе женщины замолчали.
Они двинулись к знакомому храму Птаха, где жрецы за небольшую плату принимали путников. По дороге Белла размышляла, как Тамин, - женщина, по понятиям ее века, темная и невежественная, - смогла заставить ее задуматься о вещах, которые до того даже не приходили ей в голову. Должно быть, духовная зоркость не зависела от образования - оно в таких вещах могло даже вредить…
До конца плавания они почти не разговаривали, даже в предчувствии разлуки. Физические усилия отнимали энергию мужчин, а Тамин плыла отдельно, закрывшись в единственной небольшой каюте на своей лодке. Для уроженки Фив защита от солнца была неотъемлемой частью жизни.
Теперь Имхотеп находился у себя дома - и теперь, к радости и тревоге старшего брата, он мог пригласить Имхотепа к себе и попытаться вновь сблизиться с ним. Беллу намеревались тотчас же препроводить в новое жилище, в Ипет-Исут. Для этого Тамин и приехала за чужестранкой и ее ребенком сама, имея при себе необходимое письменное разрешение.
Хаи, к облегчению взрослых, доставил им еще меньше хлопот, чем в свое время Сетеп-эн-Сетх, - потому что был слишком мал, чтобы резвиться, и не научился даже сидеть. Пеленки Уаджет полоскала тут же, в реке, перегнувшись через борт; и они быстро просыхали.
Белла глядела на сына и радовалась его младенческому неведению. Вот старшему придется объяснять, что происходит… сколько уже можно ему объяснить?..
Думая о скором будущем, Белла оказалась совсем не готова к тому моменту, когда Синухет принялся с нею прощаться.
Они только причалили, среди других господ, рыбаков и перевозчиков. Все эти люди громко разговаривали о своих делах, и Синухету тоже пришлось возвысить голос. Он постучал Беллу по плечу, чтобы она услышала его.
Белла вздрогнула и уставилась на египтянина.
- Что ты говоришь?..
- Да будет тверда твоя поступь, - сказал ее господин. Он глядел на нее сурово и печально, и Белла только тут поняла, что Синухет произнес традиционные в этой стране слова прощания. Он напутствовал ее, потому что не мог сопровождать в храм, где ей предстояло поселиться!
У Беллы сжалось горло, и она неуклюже встала в лодке, протянув руки к отцу своих детей и первому возлюбленному. Должно быть, этот древний человек останется для нее единственным возлюбленным…
Синухет поднялся и обнял ее, и Белла прижалась головой к его твердому плечу.
- Мы скоро увидимся, я пришлю за тобой, - торопливо прошептал он.
Белла воззрилась на египтянина: его темная полуобнаженная фигура расплывалась от слез, щипавших глаза.
- Когда?..
- Мой наследник женится, ты забыла? - произнес Синухет; его зубы блеснули в улыбке. - И будет немало других случаев, чтобы пригласить тебя!
Белла кивнула, опустив голову. Домом для нее дом Синухета больше не будет…
Она выбралась из лодки, оперевшись на руку Реннефера. Слуга Синухета проводит ее, но только до ворот храма.
Тамин уже стояла на берегу: она улыбнулась, ободряя Беллу. Англичанка бросила взгляд на хозяина - он стоял в лодке, выпрямившись, и неподвижно смотрел на нее.
И тут Беллу кольнула догадка, что Синухет отказался сопровождать ее до храма, чтобы жрецы не заметили и не запомнили его как покровителя Небет-Нун. Это трусость? Или предусмотрительность, обыкновенная для древнего египтянина?..
Больше Белла не оборачивалась. Она даже почти не смотрела по сторонам; хотя Реннеферу и троим гребцам, которые шли с ними, скоро пришлось ограждать женщин от толпы. Они двигались непривычной дорогой, в неудачный час, когда улицы Уасета были запружены.
Простые горожане в Та-Кемет, особенно столичные жители, были гораздо грубее и напористее селян. Они глазели на необыкновенную группу, указывая пальцами; высказывали громкие замечания и даже нарочно задевали плечами охранников Тамин и Беллы. Одному такому приставале Реннефер дал зуботычину, чем перепугал англичанку. Наглец шарахнулся, вытирая разбитые губы; а Реннефер еще выругался, погрозив кулаком. После этого их оставили в покое.
А может, просто кончились ремесленные кварталы и толпа поредела…
Тамин покраснела от досады.
- Вот так бывает, когда не берешь носилок, - сказала жрица; хотя сама она не казалась испуганной. - Мы выглядим странно, - объяснила она Белле. - Нас достаточно много, и мы непохожи на бедняков, однако идем пешком.
Жрица пригладила растрепавшийся парик.
- Ничего, больше ты так путешествовать не будешь.
Между тем, улицы стали шире и красивее, дома - выше. Ипет-Исут засиял перед ними в своей славе - два его огромных пилона показались Белле воротами в другой мир. Но ведь так и было на самом деле!
Однако женщины со своей охраной миновали и пилоны, и аллею бараноголовых сфинксов. Теперь они шли свободно, и Тамин привлекала почтительное внимание, как заметила Белла. Некоторые прохожие, одетые чисто и нарядно, кланялись ей. Тамин иногда отвечала небольшими кивками, но чаще следовала мимо с видом превосходства.
Беллу это вначале покоробило; но потом ей стало ясно, что певица Амона и должна вести себя так, точно преклонение ей причитается. Наверное, приветствовала она знакомых…