Дверь тюрьмы отворилась, когда Белла обессилела от переживаний и лежала, свернувшись на шкуре и безучастно глядя перед собой. Но девушка встрепенулась и села, когда к ней вошла давешняя лекарка. С нею был тот же слуга, который сопровождал главного жреца: слуга поставил на столик чашу, полную воды, и вышел пятясь. Лекарка осталась.
Белла густо покраснела, вспоминая, как эта женщина проверяла ее на девственность. Однако сейчас, по-видимому, у египтянки не было таких бесстыдных намерений.
Она молча положила перед Беллой стопку одежды. Беллу опять обожгло стыдом, когда она поняла, что переодеваться придется при этой лекарке. Но делать было нечего.
Белла сняла часы, кардиган, потом, через голову, - платье; отстегнув резинки, сняла чулки и пояс. Расставаться с батистовой сорочкой очень не хотелось. Белла прекрасно понимала, что ничего подобного своему французскому белью здесь не найдет.
Но ей нельзя привлекать слишком много внимания, в этом она была полностью солидарна со своими тюремщиками.
Отвернувшись от египтянки, Белла расстегнула лифчик. Сбросив его, она остановилась, скрестив руки на груди.
Неужели придется снять и трусы?..
Однако египтянка не настаивала на этом последнем; и сережки тоже позволила оставить. Она помогла Белле надеть плотное белое платье на одной бретели, по-видимому, из льна. Под платьем почти ничего не просвечивало, но оно так обтягивало фигуру, что Белла почувствовала себя голой.
Успокаивало только то, что здесь, наверное, все женщины так ходят. Она видела репродукции, изображавшие почти совсем раздетых египтянок, - в Африке сам климат к этому располагает…
Первым, что обрадовало Беллу, были мягкие кожаные сандалии. Ее даже восхитила тонкость работы. Лекарка показала, как надевать их и завязывать шнурки: обувь пришлась Белле как раз по ноге. Должно быть, этот маленький главный жрец приказал найти сброшенные туфли Беллы и подобрать сандалии по размеру.
Однако одеванием туалет не кончился. У лекарки был с собой вместительный ящичек, в котором оказались краски, кисточки, щипчики и другое. Косметика!
Белла рассмеялась, вспомнив отцовский “Секрет Клеопатры”. Если бы папа только знал, каким боком ему это выйдет…
Но египтянка приняла строгий вид и жестом приказала Белле умыть лицо. Та подчинилась с облегчением: все равно от ее макияжа уже мало что осталось.
Потом египтянка накрасила Беллу - густо, как было принято здесь, обвела глаза черной тушью и нанесла на верхние веки зеленую краску. Брови женщина ей подвела черным, губы жирно намазала оранжевой краской, похоже, на основе хны. Это было неприятно, но Белла смолчала.
Она громко воспротестовала, только когда увидела парик.
- Я не надену это уродство! - воскликнула Белла: на глазах у нее опять выступили слезы. Египтянка прикрикнула на пленницу, чтобы она не смазала краску.
Некоторое время лекарка молча держала парик перед глазами девушки - из настоящих женских волос, весьма искусно сделанный: причем волосы были выкрашены в синий. Белла поняла, что отказаться нельзя.
Она покорно кивнула, и тогда египтянка улыбнулась. Она подняла золотистые волосы Беллы и быстро и ловко скрутила их узлом, скрепив парой медных шпилек. Потом надела парик.
Синий парик был с ровной челкой, длиною до плеч, - как природные волосы Беллы. Увидев свое отражение в тусклом медном зеркальце, девушка ахнула.
Перед ней была незнакомка, которая уже не принадлежала ее эпохе, - вызывающе накрашенная древняя женщина, выглядевшая искусственно и бесстыдно в одно и то же время. Но эта синеволосая особа была, несомненно, красива. Белла даже улыбнулась.
Ее помощница тоже улыбалась, явно довольная результатом. Потом египтянка собрала свой ящичек, поклонилась Белле и вышла, захватив ее одежду. Запирать Беллу не стали, но это было ни к чему: все равно она бы никуда не делась.
Мисс Линдсей ненадолго осталась одна. Как она почти уже ожидала, вскоре к ней опять вошел главный жрец, который и отдал приказ о ней позаботиться. В руках жрец держал ее блокнот и карандаш.
Белла поклонилась ему, как только что сделала лекарка: ее тело подчинилось инстинкту прежде, чем заговорил разум.
Маленький жрец, похоже, остался доволен: он опустил и поднял веки. Окинул Беллу взглядом - бесстрастным, но цепким, примечающим все. Потом служитель Амона сделал ей знак сесть на шкуру.
Когда египтянин сел рядом с ней, Белла поняла, как ей повезло. Или не повезло. Она сама подала жрецу эту идею - обучать ее с помощью ее же рисунков.
========== Глава 49 ==========
До сих пор Белла преимущественно рисовала натюрморты - но изумилась, насколько сейчас, сидя в такой близости к древнему египтянину, точно и быстро изображает предметы первой необходимости и отвлеченные понятия. Воображение готовно подсовывало ей все древнеегипетские картинки и иероглифы, когда-либо виденные, - и Белла быстро узнала и с фотографической точностью запомнила, как сказать “есть”, “идти”, “дом”, “женщина”, “врач”… Она машинально копировала египетский стиль, и жрец, впечатленный этим, тут же учил ее, как изображать каждое понятие иероглифами.
Само собой, Белла понимала, что это только низшая ступень в изучении древнеегипетского письма, и письменность Та-Кемет гораздо труднее любого языка на основе латиницы. Но то, что сам главный жрец счел нужным научить ее иероглифике, немало ободряло. Значит, ей решили сохранить жизнь - и, может быть, позволить занять здесь определенное положение… За это нужно благодарить только ее деревянную богиню!
Между прочим, Белла узнала, что ее учитель - вовсе не главный в Карнаке, он только четвертый “хем нечер”, или же “раб бога”.* Его имя было Менна. Когда же Белла попыталась назвать себя, жрец повторил ее короткое имя, ломая язык, но потом махнул рукой.
Менна сообщил девушке, что ее отныне будут звать Небет-Нун. “Владычица изначального хаоса” - та, которая созидает беспорядок и та, которая им властвует, делая рисунки. Белла успела усвоить, что мастерство художника высоко ставится здесь: и, уж конечно, женщины такой профессии встречались в Черной Земле очень редко.
Хотя у египтян уже существовало то, что можно было назвать “специализацией” женщин. В этом отношении древние язычники мисс Линдсей показались привлекательнее арабов…
Но это только первое впечатление. Конечно, в жизни Древнего Египта хватает очень непривлекательных сторон, с которыми ей еще предстоит познакомиться.
Белла схватывала все быстро, но довольно быстро и устала. Мозг не справлялся с обилием впечатлений, и снова захотелось пить и есть. А еще вымыться. Белла смогла сказать это Менне сама, совсем немного помогая себе жестами.
Менна улыбнулся, услышав просьбу пленницы, и в его глубоко посаженных черных глазах сверкнуло что-то неприятное. Белла ощутила, что этот жрец - страшный человек; и, хотя он не верховный служитель Амона, тем не менее, обладает огромной властью. Меила Амир рассказывала о том, как велико в ее стране было почитание Амона-Ра, когда Фивы выдвинулись на первое место среди египетских городов…
Несомненно, здешние жрецы захотят втянуть ее в свои интриги. Наверняка уже втянули без ее ведома. Белле стало жутко; но потребности этого дня вытеснили страх перед будущим.
Она повторила свою просьбу на ломаном древнеегипетском, и Менна снова улыбнулся. Он прикрыл глаза, потом вновь взглянул на Беллу и сказал, что ему нужно удалиться и что о ней позаботятся. Пленница наполовину угадала, наполовину разобрала его слова.
Очевидно, прозанимавшись с нею какое-то время, Менна заключил, что чужеземка не наделена никакими божественными способностями - или, во всяком случае, неспособна применить их в “доме Амона”. Белла уже начала понимать логику этих людей. Для своего времени они рассуждали вполне резонно… и, пожалуй, не только для своего.
Жрец ушел - он оставил Белле ее записи; и спустя небольшое время явилась знакомая лекарка. Она принесла англичанке поднос с едой, от запаха которой у Беллы заурчало в животе. Это была жареная рыба под чесночным соусом, темный ячменный хлебец, который выглядел свежим и пышным, и кисточка винограда. И целый кувшин воды.