Доктор стоял в дверях с высоко поднятой ручкой и взирал бешено сверкающими глазами на всех набившихся в эту комнату.
- Вы так испугались конца, который только начинает приближаться, что посмели нарушить важнейшее условие договора вашего пребывания на этой планете! Вы посмели нанести прямой вред человеку и я вынужден принять меры!
- Они испугались?! - из моего рта вырвался возмущённый возглас. - Чего они испугались?! Это я тут напуган!
Взгляд Доктора остановился на мне, а на его морщинистом лице внезапно появилась добрая, хоть и несколько снисходительная улыбка.
- О, Нардол! Глупый Нардол, ты всё ещё не понял? Эпохи сменяются, нули и единички заменяют бумагу, всё больше людей пользуются цифровыми переводами, кредитными карточками, банками, цифровой валютой, и всё меньше людей нуждаются в этих бессмысленных бумажках. Этого они боятся - стать ненужными, забытыми, бесполезными. Забвение - смерть! А потому они ополчились на эти новые деньги и всех тех, кто помогает их становлению. Только это эволюция, естественный ход вещей. Новые деньги сменят старые, как они когда-то сменили настоящие деньги на эти кусочки разноцветной бумаги. Старый род слабеет и вымирает, освобождая дорогу более сильным и молодым. Так было всегда и везде, и так будет всегда и везде. Смиритесь! Ваша эпоха подходит к концу, но у вас есть ещё 327 лет, прежде чем вы станете экспонатами в музеях и частных коллекциях. Ведь существуют же еще монеты, ваши прародители.
Стрёкот, приутихший в начале его вдохновенной речи, вновь обрушился на зал.
- О нет-нет-нет! - вновь повысил голос Доктор, демонстративно взмахнув своей ручкой. - На вашем месте я бы не стал делать резких движений, или что вы там делаете! Пока вы весело гонялись за моим, другом я успел взломать все ваши банковские системы, ваши биржи и всё, на чём стоит ваша полезность. Стоит мне только захотеть и все вы превратитесь в груду бесполезной бумаги, без смысла, без власти, без ценности. И тогда забвение придет не только быстрее - оно обрушится на весь ваш зазнавшийся род!
Шелест стих и на несколько мгновений наступила гробовая тишина, а потом раздался одинокий, едва слышимый хруст банкноты.
- Давайте, рискните, проверьте, блефую ли я. Но будьте готовы познать всю силу моего гнева. Эта планета подвергалась нападениям бесчётное количество раз, и всё же никто так и не захватил её. Почему, спросите вы? Потому что я, Доктор, стоял у них на пути! Вы были тут! Напрягите память, вы же единый организм, коллективный разум! Вспомните меня, вспомните всё что я сделал, осознайте, на что я способен и прекратите эту безумную войну с собственным потомством! Не вынуждайте меня уничтожать вас!
Вновь наступила тишина, на этот раз длительная. Плащи стояли словно каменные изваяния, этакая терракотовая армия в интерпретации современного художника.
- О, теперь вы слушаете. Готовы к переговорам. Только их не будет! Это ультиматум! Вы прекращаете эту бессмысленную борьбу, соблюдаете договор и продолжаете доживать свою эпоху, или вымираете. Всё просто. Среди вас стоит человек. Это его планета, его территория. Теперь он знает о вашем существовании, знает о договоре, а потому красную кнопку я отдаю в его руки. И если он решит, что вы вновь взялись за старое, приговор будет немедленно приведен в исполнение. Вам всё понятно?
Его голос эхом скакал от стены к стене, властвуя в воцарившейся оглушительной тишине.
- Вот и прекрасно, - улыбнулся Доктор. - А теперь - исчезните!
Вся сотня Плащей, словно по волшебству, в миг опала сотней бесформенных куч одежды, а воздухе замельтешили десятки тысяч банкнот. Их было так много, что свет мощных ламп не мог пробиться через такую тучу. На мгновение наступила кромешная тьма, наполненная шелестом специальной бумаги с тройным защитным тиснением, а потом всё пришло в норму. Не было ни Плащей, ни летающих банкнот. Я стоял посреди абсолютно пустой и хорошо освещённой комнаты и удивлённо взирал на старика со смешной сверкающей ручкой в руке.
- Вот видишь, Нардол! - усмехнулся Доктор. - Всё в порядке, как я и обещал.
- В порядке?! - прохрипел я пересохшими губами. - Меня едва не убили, деньги оказались инопланетянами, а старик из полицейской будки только что назначил меня надзирателем за кнопкой, способной уничтожить целый вид...
Всё это никак не укладывалось в моей бедной голове, а потому мне просто необходимо было выплеснуть всю эту невероятную чушь.
- Да не переживай ты так, - усмехнулся старик. - Я блефовал. Уничтожить всю вашу финансовую систему? Что за нонсенс! Подумай о последствиях! Человечество же с ума сойдет без возможности тратить деньги!
- Но они поверили в то, что вы способны на это! - воскликнул я, немея внутри от запоздалого ужаса.
- Ещё бы они не поверили, - усмешка доктора стала ещё шире.
На меня навалился весь тот ворох эмоций, что не поспевали за стремительной сменой событий. Ну и денек, ну и Рождество. Праздник. Любимый праздник.
- Ну почему именно сегодня, - тихо сказал я, ни к кому не обращаясь.
- А когда ещё? - удивился Доктор. - Рождество же! Все люди носятся по магазинам и транжирят деньги! В этот день Их власть сильна как ни в какой другой праздник. Ведь это и есть дух Рождества! Пошли, Нардол, я отвезу доставлю тебя обратно в парк.
Любимый праздник. Был когда-то.
- Меня зовут не Нардол! - тихо возразил я. - Моё имя - Бенжамин Филициус Курц, потомственный кондитер. И я, пожалуй, лучше сам доберусь до выхода. Думаю, на один праздничный вечер впечатлений у меня уже предостаточно.
Доктор кивнул и направился было прочь из комнаты, но на половине пути резко развернулся и сказал:
- Или же мы могли бы не возвращаться в парк, а повидать какие-нибудь другие места. звёздные скопления, живые туманности. Только представь, какие тайны и невероятности хранит в себе вселенная! У меня как раз освободилась вакансия на сварливого помощника...
Я лишь покачал головой и вышел, стараясь не оглядываться, и больше я не видел ни этого странного старика, ни его синей будки.
Я пытался забыть тот вечер как страшный и невероятный сон, но разве можно забыть такое, особенно когда из твоего кошелька, тихо похрустывая, на тебя глядят инопланетные существа, которые считают, что судьба их вида в твоих руках.
Я ведь уже говорил, что ненавижу Рождество?