Технология, которую разрабатывали эти компании и ее ученые/инженеры, также развивалась. В течение предыдущих двадцати лет – с основания лаборатории Термана – электроника эволюционировала из простых инструментов, созданных для управления потоками электричества в проводах и электронно-лучевых трубках. Война принесла с собой радар, микроволны и первые компьютеры. Надвигалась новая революция – та, которая не только приведет к переделке готовых продуктов, но и направит их создателей на еще более великие открытия и богатства.
Эта революция началась в компании Bell Laboratory в Нью-Йорке. Прямо перед войной двое ученых, Джон Бардин и Уолтер Бреттейн, смотрели лекцию во время обеденного перерыва о необычном новом материале. Он выглядел как небольшой сгусток силикатного стекла – идеального изоляционного материала, – так что слушатели не были удивлены, когда к нему были подключены два провода, подан ток и… ничего не произошло. Но тут демонстратор направил в центр сгустка свет, и – слушатели раскрыли рты: ток пошел через провод! Как объяснил лектор, кремний «активировался» при помощи инородной примеси, обычно бора или фосфора, которая дала материалу уникальную особенность: когда второй поток электричества был активирован под нужным углом к первому, открылось нечто вроде химических «ворот», пропустивших ток от первого источника.
Впечатленные до глубины души, Бардин и Бреттейн стали строить планы исследования этого полупроводника, которым хотели заняться, как только закончат текущее исследование. Но у истории – свои законы, началась война, и только в 1946 году эти двое получили возможность исследовать полупроводники. Они быстро делали успехи – пока не столкнулись с некоторыми техническими трудностями. Двое ученых были блестящими людьми (Бардин со временем станет единственным человеком, который получит две Нобелевские премии по физике, вторую – за объяснение сверхпроводимости), но тогда, находясь в тупике, они решили обратиться за помощью к еще более блестящему физику, Уильяму Шокли.
Можно не сомневаться, что надменность Шокли и сложность общения с ним их весьма беспокоили. Однако, в конце концов, их надежды и их страхи воплотились. Шокли действительно решил их проблемы, но теперь репутация Бардина и Бреттейна была навеки связана с Шокли.
В конечном итоге двумя учеными было создано устройство – транзистор, в высшей степени грубый, выглядящий как из каменного века в своей первой инкарнации. Он получился стреловидным металлическим устройством с разгибаемой канцелярской скрепкой, прикрепленной к его задней части, погруженным в плоскую поверхность крошечного неравномерного сгустка жженого стеклообразного германия. Но он прекрасно работал. Даже в своей наиболее примитивной форме транзистор был быстрее, меньше и потреблял меньше энергии (и выпускал меньше тепла), чем электронно-лучевые трубки, которые он должен был впоследствии заменить.
Транзистор можно было использовать в любом устройстве, в котором электронно-лучевые трубки были стандартом, – и во множестве новых устройств, таких как переносные радио и авиационная радиоэлектроника. Возник новый потребительский спрос, на удовлетворении которого множество людей и компаний быстро разбогатели. А как и многие другие ученые ранее, доктор Уильям Шокли смотрел на весь этот предпринимательский и корпоративный разгар из Bell Labs и спрашивал: почему эти люди богатеют на моем изобретении? Впрочем, как это всегда бывает, существовали и другие факторы, включая негодование Шокли из-за того, что (вполне заслуженно) именно Бардин и Бреттейн получали больше похвал от Bell Labs – и от всего мира – за свой транзистор и его грубую форму. Этот транзистор, согласно легенде, не оставил ему лично ничего, кроме врагов в лаборатории.