Да, Париж не был весенним. Он был промозглым и неуютным, и его будто бы было мало, чтобы заткнуть собой дыру размером в космос, которая непонятно как помещалась внутри ее тела. Всего же прочего было много, как того космоса. Она много спала. Много гуляла. Много ела, будто бы была обычной туристкой. Выкладывала в сторис блога фотографии Сены и своих находок. Писала статьи. Потому что не прекращала работы, которую любила. Делала все, что ей хочется. И отчаянно скучала по дому, по сыну. И по... Богдану. И если с Андрюшкой она каждый вечер болтала по видеосвязи – без ее голоса он спать не ложился, то Моджеевскому позвонить не могла. Не могла даже позволить себе позвонить. Держалась. С трудом, но держалась, до тех пор, пока не оказывалась на той грани, когда готова была послать все к черту и все-таки набрать его номер. А потом вспоминала самое удивительное: а не было у нее его номера. До сих пор. У нее было все что угодно – его требования, его уговоры, его настойчивость. А телефона не было. И пока она добиралась до Инстаграма, в котором, может быть, получилось бы и сейчас найти его страницу, как она находила ее не раз в юности, снова пугалась. Себя.
Недели было бесконечно мало, чтобы хоть как-то разложить все по полочкам.
И недели оказалось слишком много, чтобы не чувствовать тоски.
А когда самолет под утро уносил ее домой, она думала о том, что наконец-то будет весна, пусть и среди февраля. В Солнечногорске по прогнозу +12, а значит, на солнце еще теплее. И неважно, что в любой момент может снова прихватить мороз. Юльке верилось в весну.
Ей верилось в весну в небе над Францией. Ей верилось в весну в Варшаве, где у нее была пересадка и возможность выпить кофе в аэропорту. Ей верилось в весну, когда она проходила паспортный контроль уже дома – потому что даже здесь, несколько севернее ее южного моря, было тепло настолько, что она не застегивала куртку.
На выходе из терминала даже размотала шарф. И наконец застыла на месте от неожиданности. Прямо по траектории ее движения, подпирая плечом опору навеса и в противовес движущейся муравейником толпе отъезжающих, встречающих и прочих присутствующих, стоял недвижимо Богдан Романович Моджеевский. В стильном костюме и модном расстегнутом в соответствии с температурой воздуха пальто он что-то внимательно изучал в телефоне. Под мышкой ярким пятном выделялся огромный букет разноцветных тюльпанов.
И словно почувствовав, что в кишащей вокруг него толпе замер кто-то еще, он поднял голову и поймал Юлин взгляд.
Ее сердце пропустило удар. Глаза скользнули по его лицу, по всему его виду, и под ребрами мучительно сладко дернулось. А потом сердце снова побежало вперед, отмеряя время этой их встречи. Вместе с ним, с сердцем, задвигалась и Юлька – к Богдану, чтобы остановиться в шаге и проговорить:
- Ты здесь ночевал или встал в пять утра, чтобы успеть?
Сделав оставшийся шаг к ней навстречу, Богдан поместил между ними букет и улыбнулся.
- А есть разница?
- Есть. Огромная. Я в пять вылетела, и посмотри на меня. А ты будто бы из салона только вышел.
- Смотрю, - он приблизил свое лицо к ее и глубоко вдохнул ее запах. – Ты потрясающе выглядишь!
И несмотря на то, что в неправдивости этого утверждения Юлька была целиком и полностью уверена, от его комплимента стало неожиданно тепло. Куда теплее, чем от погоды. Мимолетно удивившись этому, она взяла у него букет свободной рукой и прижала к лицу.
- Спасибо. Цветы красивые. Тебе Женька сдала, во сколько я прилетаю, да?
- Я тоже по тебе соскучился, - хмыкнул Богдан и перехватил ручку ее чемодана. – Как съездила?
- Нормально. Собор восстанавливают, Эйфелева башня – пока цела. Кое-что купила. Кое от чего отказалась. Путешествовать одной оказалось занимательно. Теперь думаю об Италии.
«И думаю о том, как не хочу туда без тебя».
- Занимательно?
- Да, а что?
- Это значит, что тебе понравилось?
- Это значит, что мне было чем заняться, - рассмеялась Юлька. – У меня поезд в час дня, между прочим.
- А придется ехать на моей машине, - вслед за ней рассмеялся и Богдан.
- Почему я даже не сомневалась? – фыркнула она и тут же добавила, не смолчала: – Только прими к сведению, что я потеряю деньги на сдаче билета и намереваюсь оплатить тебе бензин. По крайней мере, половину. Так что от тебя одни убытки.