В отличие от Моджеевского-старшего, Богдан обосновался на самом верхнем этаже высотки «MODELIT». Ему нравился вид, открывавшийся из панорамных окон, на залив и заросший травой мыс с маяком вековой давности. Тот всегда напоминал Богдану гнома – был коренастым и уверенно вросшим в землю, отчего не боялся ни шторма, ни урагана.
Отец, как и обещал, периодически наведывался. Сначала чаще, потом все реже. И никак нельзя было понять, то ли затем, чтобы удостовериться, что все в порядке с его любимым детищем – читай, компанией, то ли с любимым ребенком – сыном. Не обдувает ли ветрами его самый последний этаж, не подцепил ли простуду, не пристают ли по чем зря бестолковые подчиненные, не обижают ли партнеры, не мучат ли конкуренты. Но, несмотря на свой не самый простой характер, с советами, где не просят, не лез. Под руку – тоже. В этом стоило отдать Роману Романовичу должное. То ли научен был горьким опытом, то ли и правда настолько доверял Богдану. Но когда год спустя на собрании директоров он принимал первый отчет нового генерального, то гордости не скрывал, и уж это-то право Моджеевский-старший заслужил точно – гордиться своим сыном.
Впрочем, у них теперь бывало разное. Богдан стал частым гостем в теплом и светлом доме своего отца. А тот и рад стараться. Исподволь подбрасывал идеи, незаметно подсказывал, куда сунуться, чтобы провернуть дело того или иного масштаба, пояснял, кто им должен, а кому – они. Моджеевский-младший слушал, вникал, на дыбы не становился – он давно перерос любой возможный максимализм, а в силу характера был куда благоразумнее всех прочих членов семьи.
Потому, когда однажды среди лета уже года текущего Моджеевский-старший, накануне прилетевший из Италии, явился в кондиционируемый офис, расстегнул две верхние пуговицы рубашки, обнажив загорелую шею, и выдал новую идею, Богдан не спешил его прерывать. Дал высказаться. А высказался Роман Романович весьма красноречиво:
- «Солнечный-1» на грани разорения. Там скандал и смена руководства. Фурман, мэр наш достопочтенный, Пачоса в море утопил своими руками, тот аж заграницу драпанул. Как ты понимаешь, денег содержать себя без главного у них нет. И сейчас их можно тепленькими брать.
- Зачем нам это утлое корыто? – удивился Богдан.
- Это оно сейчас утлое корыто. А при должном управлении – выгодное капиталовложение. Да, больших доходов не принесет, а вот сформировать «MODELIT» правильную репутацию – вполне в состоянии. Наш пресс-центр молодцы, конечно. Но ты представь себе, какие перспективы откроются, если мы заведем собственный телеканал?
- Какие?
- Имиджевые, Богдан. В первую очередь – имиджевые. Потом все остальное. Ну представь себе, нам не придется статьи заказывать, чтобы деятельность благотворительного фонда освещать, а напрямую через свой канал кампанию сможем проводить. Сменим всю дирекцию, креативную команду. Сделаем из «Солнечного» конфетку. А там, глядишь, если надумаешь выше идти – то у тебя уже не абы какое информационное поле будет.
- Только не надейся, что я стану воплощать твои несбывшиеся мечты, - усмехнулся сын, - это я про «идти выше». А про канал я подумаю.
И он подумал. Выдал задание аналитическому отделу. Изучил составленный отчет. Выкупил доли, став единоличным владельцем телеканала. И подарил «Солнечный-1» отцу на юбилей.
Если Богдан и имел какое-то представление о том, как радуются дети, наблюдая сначала за Таней при условии их небольшой разницы, да и порядком позабылось к их нынешнему возрасту, а теперь и за Лизой, открывшей ему всю палитру детских эмоций, то вряд ли это все шло хоть в какое-то сравнение с лоснящейся довольством мордой его отца. Ему казалось, тот и вскачь на радостях пойдет, потому что простого хлопанья в ладоши явно маловато. Но Роман Романович сдержался. Воспитание и налет цивилизованности победили. А уже потом, под неизвестно какую по счету рюмку коньяка на собственном пятидесятипятилетии он, приобняв сына за плечи, наконец признался:
- Я ж пятнадцать лет назад, когда они только начинали, заартачился, спонсировать их не стал, а ведь предлагали... Потом пожалел, да было уже не влезть. И Пачос полноправно там заправлял, мне места не осталось. Так эта скотина злопамятная еще и всякие утки клепала про меня... ну как утки... случалось, конечно... иногда.