Ему казалось, что его голова – грецкий орех, по которому лупят молотком, чтобы расколоть. Удар – вся эта нелепица всего лишь случайность. Удар – он лопух, которого все последнее время обманывали с целью подоить. Его так часто пытались подоить, затащить в ЗАГС любыми путями или просто получить побольше от отношений с ним, что он и забыл, что бывает по-другому. Женя напомнила. Женя сыграла на этом и не прогадала? Никогда его не любила. С самого начала – не любила. А будь у Юраги бабки...
Роман медленно встал и с папкой в руках шатающейся походкой направился к мини-бару. Нашел коньяк, достал стакан и, вспомнив про Арсена, спросил:
- Будешь?
- Нет, - отказался тот. – Да и ты бы притормозил. Там есть еще кое-что.
Коваль кивнул на папку.
- Что еще-то? – хохотнул Моджеевский, все-таки плеснув немного алкоголя. – Фотки с пьяных бухгалтерских корпоративов? У них виртуальный роман. А я реальный лох.
- Осенью прошлого года Евгения Малич стала клиенткой брачного агентства «Купидон». И в течение не одного месяца регулярно ходила на организуемые агентством встречи. Так что, пьяные корпоративы – это цветочки по сравнению с тем, чем она занималась.
Роман так и замер со стаканом в руках, глядя на Арсена и с трудом сдерживая подкативший к самому горлу горячий ком. В ушах зашумело. Или это музыка в клубе громче играет?
Опомнился он только в секунду, когда понял, что пальцы сведены так сильно, что стекло вот-вот треснет.
- Что это значит? Чем она занималась?
- Клиентов, с которыми она встречалась, я не опрашивал, - продолжил докладывать Коваль, - но не исключаю брачные аферы. Авантюристка она, Рома. И шлюха.
Моджеевский сам не до конца осознал собственные действия в следующее мгновение. Просто в какой-то момент коньяк расплескался по полу. По нему же затарахтел покатившийся стакан, а он сам оказался носом к носу с Ковалем и держал его за грудки одной рукой, другую занося для удара.
Одна секунда, чтобы одуматься, но труда думать Роман себе не дал. Врезал Борисычу со всей дури, копившейся последние двое суток в его кулаках.
А в мозгу долбило: шлюха. Его Женя – шлюха!
- Ты совсем охренел? – рявкнул Арсен, стряхнув с себя сорвавшееся с цепи начальство и откинув его на диван. – Все в папке. Проспишься – сам посмотришь. А еще лучше – гони ее в шею. Не нагулялся до сих пор?
Вместо того, чтобы рвануть на второй раунд, Моджеевский уронил лицо в ладони и попытался очухаться. Какая папка? Что там смотреть? Нахрена?
- Брачная аферистка? – рассмеялся он, наконец посмотрев на Арсена, на щеке которого начинало краснеть внушительное пятно. От этого рассмеялся еще громче. – Так значит, все-таки дело в том, кто я? Мешок денег? Нашла же она, где искать бабки – в агентстве! Че за агентство-то хоть? Приличные люди или фуфло какое?
- Разные, - уклончиво ответил Коваль и теперь уже сам подошел к бару. Плеснул в стакан из первой попавшейся бутылки, быстро выпил и повернулся к Моджеевскому. – Слушай, Рома. Кончай ты этот балаган. Включи, наконец, мозги и займись семьей.
- Иди ты... сам займись... тебе ж Нинка давно нравилась? Вот и вперед, мое благословение.
- Слабак! – громыхнул Борисыч и, развернувшись на каблуках, двинулся к выходу.
- Арсен! – позвал его начальник.
Тот застыл в дверях и обернулся.
- Чтобы завтра же никакого «Купидона» в моем городе не было. Мне плевать как. Убери их нахрен.
- Я понял. Сделаю, - кивнул Коваль и вышел. А Моджеевский так и остался на чертовом черном диване. Кожаном. Дорогом. Как вся его жизнь – черная и дорогая. Больше уже не пил. За каким фигом пить, если не помогает? Как способ забыться – сомнительно. Имя свое забудешь, а почему оказался в этой жопе – не сотрешь. Во всяком случае, не алкоголем.
Сколько так сидел – тоже не знал. Грохотавшая музыка не перекрикивала его внутренней тишины, родившейся из того, что еще недавно было живым и звучащим. Она была болезненной, эта тишина, она не тревожила мыслей, плавно перетекавших из одной в другую. Сейчас они уже не прыгали, как последние пару суток взбесившимися птицами с ветки на ветку. Нет. Закономерно текли, как текут реки, сплетаясь, впадая друг в друга и выходя к морю.
К морю.
К морю, на пляж вышел и Роман, когда воздух в кабинете сгустился вокруг него настолько, что стало трудновато дышать им и оставалось глотать, как вязкую массу. Он долго стоял один, в стороне от клуба, в котором мигало и переливалось все сообразно прейскуранту и счетам, выкаченным организаторами. Поистине, царский юбилей. Трехсотлетие дома Романовых меркнет в свете иллюминации его собственной днюхи. Интересно, в конце чем удивят? Фейерверками? Световым шоу?