А кому, незнакомец, ты отдаёшь предпочтение? Кофе? Чай? Приятного пития!
Пят. past
– Лиса, доброе утро, сестрёнка! Зайди ко мне в комнату, я тебе кое-что покажу. – Лили наполовину высовывалась в дверном проёме моей спальни, её лицо ещё хранило остатки ночного сна, а тело не успело сменить тонкий хлопок пижамы на более подходящую одежду.
– Так-так, Лили, и тебе доброго утра, чую, что неспроста ты меня заманиваешь с утра пораньше к себе. Дай, натяну халат.
Сестры уж и след простыл, а я не спеша накинула на плечи сиреневый, махровый халатик, мамин подарок, и отправилась в обитель тайн и мировых загадок вселенной – в комнату сестры. Хаос неубранной постели меня не беспокоил и бардак на письменном столе. Как я раньше упоминала, это в обычае вещей и своеобразный порядок у Лили.
– Так, я здесь, проигнорировала завтрак и водные процедуры только ради тебя. – Я уселась на кровать сестры и приготовилась к новому открытию.
– Если не побрезгуешь, на столе есть кофе, я чуть-чуть отпила. – Лили придвинула в мою сторону кружку в звёздах.
– Мерси, но я воздержусь. – Кофе уже остыл, а я его предпочитаю исключительно в горячем виде. – Ну, так что я должна услышать?
– Посмотри на стену. Что ты видишь? – Сестра указала рукой на боковую стену от окна. – Только не спеши.
– На стене отсветы от окон, Лили. Огромные солнечные зайчики в виде оконных рам.
– А я вижу солнечные окна. – На боковой стене светились золотистые двойники окон, очерченные призрачной рамой.
– Ну, да. Отсветы в виде окон. Ты хотела мне их показать? Так у меня такие же в комнате.
– Лиса, а что, если эти солнечные окна – это окна в другую солнечную реальность, в другую пространственную потусторонность. Прикоснёшься к ним, а на ощупь лишь стена, тупик воображения. И где-то спрятан солнечный ключ, открывающий проход в эти окна. Представляешь?
– М-да, такого поворота событий я не ожидала, признаюсь. Ты даже в отсветах на стене найдёшь двери в параллельные миры. А как же тогда быть с лунными бликами на стенах? Они тоже окна в потусторонний мир?
– Вполне возможно. Если есть солнечные окна, то и лунные непременно должны быть. Понимаешь, ограниченность мышления и кругозора, неверие в элементарное и игнорирование того, что лежит под носом – всё вкупе и приводит к тому, что ключи не найдены.
– Но ведь нет ни единого доказательства в пользу твоей догадки, – тут же возразила я.
– Так же, как нет доказательств и против неё, – твёрдо парировала Лили.
– Но кроме тебя и меня никто и не знает, чтобы высказаться против или за.
– Откуда знать, вполне где-то могут быть люди не просто верящие, а знающие про ключи. Этакие хранители. А если есть солнечные окна, то в солнечной реальности наши окна такие же отсветы, которые в том мире воспринимаются аналогично нашим солнечным. И существует земной ключ, отпирающий те окна. Если есть окно, то оно должно иметь свой ключ.
– По-моему только двери имеют ключи, – заметила я.
– В данном контексте окно тождественно двери. Суть не меняется.
– Вот это лихо ты накрутила. Тебя накрыло, как только ты разомкнула глаза?
– Как только увидела солнечное отражение окон на стене. Ты считаешь, что я рехнулась, Лиса? Ты единственная, с кем я могу поделиться всем этим.
– Да нет, Лили. Ты просто очень тонко всё видишь и чувствуешь. Ты даже не представляешь насколько тонко. Порой, я боюсь, что ты уйдёшь в какой-нибудь из этих миров, управляемая своими мыслями. И я тебя больше не увижу. Это пугает меня, ведь ближе тебя и родней никого нет на этом свете. Постарайся остаться здесь.
– Лиса, я тебя тоже люблю. Но не могу обещать тебе что-то заранее, – улыбнулась Лили. – Сама же знаешь, как в жизни всё случается внезапно. Иногда обстоятельства нам не подвластны. Но я постараюсь быть поблизости. Как я говорила – ты единственная, с кем я могу поделиться всем этим.
Воск. future
Итак, данное мною обещание Кливленду Вайсману, нужно было выполнять, иначе чего стоят слова в этом и до того неверном и неустойчивом мире. Время и год были обозначены – 17 сентября 1927 года. Ровно пять лет со дня знакомства «профессора» с Натали Черкасовой в Праге. Кливленд вручил мне клочок бумажки, на котором был написан явно дрожавшей рукой адрес тогдашнего дома девушки, которую он с 1922 года не видел. Правда, как он утверждал, спустя пять лет он наведывался в Прагу, по своим делам, но не удержался и украдкой наблюдал какое-то время за домом Натали, а затем и её видел, возвращавшейся домой. Подойти он в тот раз не решился, но ему было достаточно того, что она жива, дышит одним воздухом с ним, и выглядит спокойной, наполненной тихой гармонией и светом.