Марк лежал на полу. Тело его сотрясалось от рыданий. Слезы лились в два потока. Никогда он еще так не плакал, даже в детстве, когда его незаслуженно обижали. Утешения не приходило, он не мог принять случившегося. Он мертв, он никогда больше не попадет в этот прекрасный мир. Его больше нет. Он поднялся, слабый и опустошенный. В его теле не было жизни. Из него вынули душу. И всякий смысл утерян для него. Мутным взглядом он оглядел комнату, мертвые экраны мониторов, лишенные жизни гаджеты. Теперь всё это превратилось в ненужный хлам. Теперь всё это было не просто мертво, но враждебно ему.
Да, он умер. Его больше нет. И то, что он дышит, видит, слышит, уже ничего не значит. Его больше никогда не будет. Осталось сделать последний шаг. И он знал, какой это будет шаг и знал, что больше ничего он сделать не может. Да и не нужно больше ничего делать.
-
Он вышел на балкон. Он не помнил, когда здесь был последний раз. И то, что он увидел, предстало таким, как будто он это увидел впервые. Это был мир, который он еще не знал.
Мелкие фигурки людей, словно мураши, передвигались в хаотическом порядке. Подобную картину он мог увидеть на мониторе, когда уменьшал во много раз изображение и наблюдал за всем с высоты птичьего полета. Только теперь ему ничего не нужно было уменьшать. Возле домов стояли впритык автомобили разных марок и цветов. Их было гораздо больше, чем случайных прохожих, оказавшихся в этот час на улице.
Еще зеленые пятна редких деревьев, которые чудом выжили в этом Вавилоне, где шла борьба не на жизнь, а на смерть за каждый квадратный метр территории. Но вдоль дороги стояли уродцы тополя, которые ежегодно обрезали, чтобы своими ветвями они не касались электрических проводов. Ничтожный ублюдочный мир, где обитают эти бесполезные существа со своими железными коробками на колесах… Что его может удерживать в этом мире? У него не было никакой связи с ними, даже тонкой ниточки, которую бы потребовалось разрывать. Вот что он еще подумал. В том мире, из которого его изгнали, когда он сделает это, поймут, почему он сделал это. Да, не будет его бренного тела, которое сожгут в крематории или закопают на городском кладбище. Но будет его ментальное тело, перед которым снова распахнутся врата того прекрасного мира, и он будет обитать отныне в нем вечно.
Конечно, всё так и будет. И своим решительным поступком он загладит вину и будет прощен. А разве может быть как-то иначе? Так и только так он будет помилован и возвращен. Ему не страшно. Говорят, что человек даже не доживает до удара о землю. Его сердце разрывается еще во время полета. Выходит, что и никакой боли он не почувствует.
Он перекинул ногу через ограждение балкона. Там был узкий бетонный выступ, на который он встанет, потом разожмет пальцы и полетит вниз. А на самом деле он полетит вверх в тот единственный мир, в котором и стоит жить. А его тело, кусок кровавого мяса останется лежать на асфальте.
Он стал перекидывать вторую ногу. Глянул вниз. Вон там недалеко от подъезда будет лежать его тело с переломанными костями, разорванными от удара внутренностями организма. Бабушки на скамейке заохают и завоют. Кто-то бросится звонить в полицию и в «скорую».
Если бы знали, что сейчас произойдет, то на него были бы направлены камеры сотен телефонов. А через минуту видео с его полетом разлетелось по интернету и стало бы лидером по количеству просмотров. Но он не доставит вам такой радости, жалкие людишки. Тьфу, тьфу на вас!
- Постой! Постой, паровоз! Не стучите, колеса!
Что такое? Его тело обхватила чья-то мохнатая рука, а другая рука держала его за ворот.
- Я смотрю… покурить на балкон вышел… сосед,- громыхало над его ухом. – Я же тебя никогда не видел. Вот жизнь городская! Живем через стену, руку протяни и достанем друг друга. И ведь не знаем, кто у тебя живет через стену. Не имени не знаем, ни внешности не видели. Зовут-то тебя как?
- Отпустите меня!
- Ага! А ты сиганешь через перила. И я всю жизнь буду себя винить. Мог спасти человека и не спас.
- Меня зовут Марк.
- Ага! А меня зовут Толян. Вышел я, значит, на балкон курю. Я в квартире не курю. Смотрю – сосед! Хотел уже крикнуть: «Здорово, сосед!» А тут смотрю ты через перила лезешь. Я бегом к тебе. Хорошо, что дверь у тебя не была закрыта. А так бы всё – каюк. Это, брат, ты зря. Самоубийство – грех, великий грех. Самоубийц раньше даже на кладбище не хоронили. И батюшки отказывались их отпевать, потому как они великие грешники.
- Я знаю об этом.
Толян был высоким мужчиной с животом, лет под пятьдесят. В волосах его уже блестела серебряная седина. Одет он был по-домашнему, в трико, майке и тапочках.
- Чо баба бросила, Маркуша? – сочувственно спросил он и похлопал его по спине.