- Спасибо, Наташа! Ты просто профессор дворняцких наук. Тебя надо мастер-классы вести для молодых и неопытных. Казалось бы, чего уж тут, а оказывается целая наука.
- Ничего! Быстро научишься. Ты подходи, если что. Мы ведь соседи. Главное, не оставайся со своими проблемами наедине.
Дело у Марка пошло быстрее. Потом Наташа сходила с ним в подсобку, забраковала и выбросила половину инструментов, сказав, что им место только на помойке. Повела его к Анатольевичу, и сама выбрала подходящий инструмент, причем попеняла завхозу, что он сам не заменил инструмент молодому неопытному дворнику.
Как-то Наташа сказала:
- Я вот не пойму, Марк, чего ты пошел в дворники. Ну, я понятно. Мне негде приткнуться. Не ночевать же мне на вокзале. И в общаги не попадешь. Есть при заводе общага, а мест нет. Образования нет, профессии нет. А тут квартира – однушка. А у тебя же квартира и закончил, наверно, что-то.
- Да как-то вот так не срослось,- увильнул он от ответа. – У каждого свои обстоятельства.
Наташа теперь каждый день заходила к нему на участок, советовала, подсказывала, делилась новостями, потом стала заносить домашнюю снедь: беляши, пирожки, чебуреки. А как-то сунула ему в карман деньги, догадавшись, что у него в кармане вша на аркане. Марк отмахивался, но Наташа умела настоять на своем. И все его отказы разбивались об ее каменную стену «Перестань! Я знаю, как лучше!»
- Давай ешь! В чем тебе только душа держится? Худой, как эта метла. Придется тебя взять на откорм.
Удивительно, но Марка не напугало обещание взять на откорм. Ему был нужен кто-то кто бы вел его по этой жизни. Он смотрел на эту молодую симпатичную женщину с цыганскими черными глазами под дугами черных же бровей, которую не портила даже униформа дворника, и ему становилось тепло и радостно и хотелось, чтобы эта женщина всегда была рядом, чтобы она вела его за ручку по этой непонятной жизни. «А какая она без этого комбинезона, то есть в обычной женской одежде?» - думал он и пытался представить ее в женской одежде и чувствовал, что его щеки горят, и ему становилось стыдно, как будто он заглянул через замочную скважину в ее спальню. Но она ему виделась такой красивой. Когда, она, рассказывая что-то, машинально опускала ладонь на его ладонь, он чувствовал, как женское тепло переливается и заполняет его организм. И тело его становилось легким. Ему хотелось, чтобы это длилось, как можно дольше.
-
Прошло две недели после того, как у Марка началась новая жизнь.
Он ловко орудовал метлой и совком. Труд дворника уже не казался ему таким тяжелым, как в начале. Наташа пугала его зимой, когда работы будет выше крыши, но и зимы он уже не боялся.
Он начал находить удовольствие в своей работе, когда видел чистые тротуары, детскую площадку, пустые урны. Закончив уборку, он останавливался и оглядывал плоды своего труда.
Особенно довольны были им старушки, которые называли его «наш дворник» и расхваливали его, когда появлялось начальство из конторы. Одно не нравилось им в Марке, что он был молчун и на их вопросы отвечал односложно и ничего о себе не рассказывал.
Он приучил себя вставать очень рано и брался за работу, когда на улице еще не было ни души: взрослые еще не шли на работу, детей не вели в садик, а школьники начинали только просыпаться.
В этот день он уже закончил уборку и собрался уходить, как услышал громкий хохот и нецензурную брань. На детскую площадку пришли великовозрастные оболтусы. Они уселись под грибком, пили баночное пиво, громко смеялись, матерились и курили. Марк остановился. Что-то было в нем такое сейчас, что требовало остановить это безобразие. Эта троица как будто издевалась над ним, обесценивала всё то, что он делал. Они не обращали никакого внимания на Марка, на площадку летела одна банка за другой, песочница стала для них пепельницей.