А что есть любовь?
Обладание?
Совпадение душ?
Интерес?
Страсть?
Нет.
Просто секс, если девушка не затронула тебя духовно.
А если затронула духовно, то это значит, что её не так-то просто отыметь, а такой вызов тебя распаляет.
Если в течение долгого времени, несмотря на постельные успехи, ты так её и не раскусил, это люди склонны называть любовью.
С женской стороны так же.
А друзья?
Если ты мазохист – то это те люди, которые имеют тебя изощрённе остальных.
Если ты садист – то это те люди, которых ты хочешь трахать или уже трахаешь изощрённее других.
Бинарный, ёб ты, код.
Я живу потому, что у меня есть неплохие возможности иметь достаточно большое количество людей.
Я умираю потому, что мир в совокупности решил изодрать мой анус в клочья.
Кто я?
Парень, который стоит в куче мусора, бумаги, грязных носков и пьёт кофе из большой фарфоровой кружки на которой нарисован Чебурашка и тупо смотрит на холодильник.
Что дальше?
Проматываем плёнку.
Форвард.
Парень, который вдруг взвизгивает и изо всей дури расфигачивает кружку об близлежащую(да, именно так) стенку. Кофе растекается по постерам.
А парень орёт, просто стоит и орёт, уже на более низкой ноте, орёт в полнейшей фрустрации и злости, отчего горло у него начинает напоминать связку верёвок. Он орёт, а потом с матерными криками, мешая русский, английский, португальский, начинает лупить по холодильнику руками и ногами, оставляя в пластике вмятины, бьёт так, будто это его злейший и худший враг…
Ну почему я не могу жить спокойно?
Ну почему я вечно занимаюсь самоедством?
Не оправдал надежд моих богатеньких родителей?
Да срать я на них хотел.
Был слишком забит в детстве?
Да срать я на него хотел.
Я просто слишком
Люблю
И
Ненавижу себя.
У меня раздвоенное сознание и каждая часть тащит меня в свою сторону.
Поэтому-то я и принимаю всю эту гадость. Она меня уравновешивает…
Да срать я на себя хотел.
Лучше буду животным и буду жить по течению, не забивая ячейки памяти всей этой хернёй.
Нет, лучше буду человеком и…
Нет, вообще-то я дизайнер. Нейро-дизайнер. Моя работа заключается в том, что я подключаю себя (глубоко-глубоко) к Сети и начинаю торговать своими грёзами. Домами, которые настолько реальны, насколько великолепны. Пейзажами и ландшафтами, доселе никем не виданными. Мегаполисы, монстры… все то дерьмо, которое я вычерпываю из своих снов или создаю заново.
Я работаю на многие фирмы и нигде не прикреплён официально. Везде и нигде. Думаете, если бы мои работодатели узнали, что я Спящий, мне позволили бы этим заниматься?
Хрен.
Зато все поражаются, насколько мои работы изящны, хоть порой и жестоки.
Музыка – это те же сны.
Ей тоже можно управлять…
Вот выйти из сна сложнее. Намного, мать вашу, сложнее…
Особенно, если сон не твой.
Это случилсь меяцев семь назад. Я пришёл с какой-то попойки и отрубился.
Можно тут поговорить об открытиях.
Я открыл глаза и первое, что освидельствовало в моём сознании что дело пахнет керосином, был резкий больничный синий свет, причём мигающий.
Ванная.
Холодно. Было жутко холодно и мокро.
Сон так быстро не отпускает.
Trapped in the wake of a dream…
Я обнаружил себ в ледяной ванне. Действительно ледяной, посколько, будучи в сомнабульном состоянии я притащил туда два пакета сухого льда.
Я не мог двигаться, будучи обледенелым.
Я не знал, как моё сердце это выдержало.
Я лежал в холодной ванне, покрытой ледяной крошкой и думал.
Что-то там было не так.
Кап. Кап. Кап-кап-кап.
Из крана мерно капала вода.
Я посмотрел вниз, безучастно и отстранённо заметив, что на бордюрчике лежат бритвенные лезвия, измазанные кровью.
Я посмотрел на свои сине-белые руки, частично погружённые в воду и заметил, что на них аккуратно нарисованы две английские заглавные буквы «Ай», с перекладинами на запястьях и сгибах локтей.
Синее мигание.
Гудение.
Стробоскоп.
В таком свете всё становится преувеличенно чётким, а тени – яркими.
В таком свете, очень холодном, морозном свете, кровь похожа на вязкие чернила.
Она стекает с моих рук, из моих вспоротых вен, в воду, ровными чёрными полосками.
На самом деле, такого умиротворения и спокойствия, такой дзэнской гаромонии, как я испытал тогда, лёжа в холодной воде с перерезанными венами, наблюдая, как сочится, набухая, кровь, я не испытывал никогда.
Сухожилия и связки, вывернутые из моих рук блестели, красно-белым. Кожа разошлась под лезвиями, и это было красиво. Сверху она белая, а изнутри подбита красным.
Тишина была…перфекционистской.
Совершенной.
Жаль, что в тот момент не было боли.
Моя голова была откинута назад, а кровь всё текла…
Не знаю, кто виноват, но на полке у раковины, что как раз висела справа от меня, лежал терминал-2.
Не знаю, чего я испугался.
Ответственности.
Неизвестности.
Того, что почти впервые в жизни я был спокоен и счастлив?
Я позвонил Ленке.
Она примчалась…
И…
Хэппи-энд.
Моя нервозность и злость и ненависть и дёрганность, как ни странно, не заполняют пустоту.
А…ну что мы всё обо мне да обо мне?
Вот ты, например?
Поцелуй плиз, мою тощую зелёную задницу.
А если ты хакер – то открывай свои мозги навстречу мне, моему киберсну.
Поездка, уверяю, будет незабываемой.
Кто я?
Мозгоёб, мля
Хотя… всё, что я говорю, все мои эмоции, мысли – это всё ненастоящее, поверхностное, под этим – лишь пустота.
Это лишь видимость жизни.
Корка.
Я только и делаю, что притворяюсь.
На самом деле
Я мёртв…
End of entry 437fuckedup
Ландшафт странный. Небо стальное, затянутое серо-грязной клеенкой. Именно на такие мысли оно и навевает. О клеенке.
Куда ни глянь – среднерусское или среднеамериканское редколесье. Осеннее редколесье, потому что с другой стороны, оно похоже на болото.
Во все стороны света оно расходится, до самого горизонта, это плато, усаженное мёртвыми и сухими, осинами и липами.
Они почти скинули с себя все листья.
Теперь, эти желто-грязно-коричневые остатки некогда былого великолепия толстым слоем усеивают мягкую, чёрную, чавкающую землю.
Ветра нет.
Всё замерло.
Чёрные, искорёженные остовы деревьев словно хищно извиваются, пытаясь дотянуться до неба.
Воздух, кажется напоён пряным разложением, грязью и осенью.
Силуэты сухостоя, растянувшегося на многие километры, растекаются чернильными разводами.
Здесь царит смерть и умировотворение. Из-под прелых листьев выпирают корни и кочки.
Сухие, расщеплённые ветки напоминают когти застывших в боевой стойке богомолов.
Замершие.
Этот пейзаж, словно фрактальный рисунок, тянется бесконечно, благо деревья отстоят друг от друга на достаточно большом расстоянии.
Под прелыми листьями, среди грязи можно вполне ожидать уведть что-то неприятное.
У этого мира краски всего четыре – жёлтая, чёрная, серая, грязно-корчневая.
Трупная….
Нет, это не лес.
Здесь деревья, как обломанные дряхлые зубы торчат из жирной земли как жертвы атомной войны.
Но листья…
Осень.
Посреди этого всего, испуганно озираясь стоит человек совершенно затёртой наружности, в серой, полусолдадсткой форме и натужно кричит в почти что абсолютную тишину:
– Покемон! Покемон вызывает Гнездо! Гнездо! Вы слышите?! Это Покемон! Гнездо! Неопознанный домен-ловушка! Полностью зашитый! Гнездо! Нужна помощь! Домен-ловушка! Запрашиваю помощь!!! – человек кашлянул и прекратил кричать. Ведь он кричал уже битых полчаса…