— Не напоминай, — ответила Самира. — Это была не я, меня загипнотизировали. Я тогда ничего не умела, и этот жрец просто влез ко мне в голову. А как защититься от подобных воздействий, Эльдорадо меня научил.
— Не сомневаюсь, — кивнул Робин. — И Эльдорадо мог бы научить тебя еще большему. Он и сам все это хорошо знает, просто… рассказать о каких-то моментах для него бы значило признаться в собственной слабости. А Эльдорадо терпеть не может признавать свои слабости — и это тоже одна из его слабостей. Поэтому он и отправил тебя в Лондон и попросил меня закончить твое обучение.
— Понятно, — киваю я. — Да, я знаю, что Эльдорадо не любит признавать свои поражения. Обычно он во всем винит Гектора или любого подвернувшегося под руку.
Робин рассмеялся, и машина тронулась с места. Ночная трасса. Скорость. Ветер в открытые окна. Сняв шляпу, я подставила лицо ночному ветру. Что может быть лучше?
— Вот на этом Эльдорадо недавно снова попался, — тихо сказал Робин.
Я вздрогнула, мигом забыв о ночном ветре. Ну почему Робин не мог подождать минут пять, пока я покайфую?
— Что с ним? Он жив? — взволнованно спрашиваю я.
Эльдорадо мне очень дорог, и я еще не до конца избавилась от чувства вины за тот случай, хотя Эль и сам сделал все возможное, чтобы убедить меня, что я ни в чем не виновата. Так что каждый раз, когда Эльдорадо подвергается опасности (а он просто чемпион мира по способности находить приключения на свою задницу), мое сердце просто разрывается. Я за него очень боюсь, хоть он старше и сильнее меня. И я знаю, что он так же сильно боится за меня. И за всех своих учеников.
— Он жив, — рассмеялся Робин. — Не волнуйся, Эльдорадо всего лишь попал в переплет, а ведь он способен выбраться из любой ситуации. Но не без потерь.
— Каковы потери? — спрашиваю я.
Эльдорадо учил меня трезво оценивать потери и быстро рассчитывать, как можно исправить ситуацию.
— В принципе, никаких, — ответил Робин. — То есть, ничего серьезного. Просто его тело не выдержало астральной перегрузки. Рошфорд и ребятами заперли его в подвале — там специально оборудованная комната, как в психушке. Со стенами, обитыми толстым слоем мягкого белого материала. Чтобы пациент не разбил себе голову.
— А он что, снова пытается?.. — я даже не успела закончить вопрос, Робин меня оборвал:
— Нет. В основном, Эль сейчас сидит и часами смотрит в одну точку. Иногда бешено вращает глазами. Ну, а бывает, что слегка бьется головой о стену. Но только слегка и только для того, чтоб выбить из головы пару-тройку мешающих ему мыслей. Короче, он в ступоре.
— А что он сам говорит? — спрашиваю я.
— По словам Маклауда, Эль вообще почти не говорит, — отвечает Робин. — То есть, он сам приказал Рошфорду запереть его в белой комнате. Сказал, что посидит там недели две, или два месяца. А теперь он, в основном, молчит. Только стонет иногда. И в промежутках между приступами ступора толкает философские речи — это у него с молодости.
— И о чем речи толкает, интересно? — мне даже стало смешно, так как и в этой страшной ситуации я узнаю своего весельчака Эльдорадо — он будет прикалываться даже в аду на сковородке.
— Мак рассказывал, что на днях Эль выдал настоящий шедевр, — рассмеялся Робин. — Он три часа объяснял белой стене, как считывать мысли с сопротивляющегося сознания. Приплетал туда принципы дальнодействия, квантовую физику и все в таком духе. Даже, кажется, формулы рассчитывал.
Я рассмеялась. Эльдорадо прекрасно знает, как читать мысли. И как не сопротивляйся, он способен пробить любой ментальный барьер и вытрясти из любого человека любую информацию. Но когда Эльдорадо пытается объяснить, как это делать, получается такая несуразица. Даже несмотря на то, что он иногда подгоняет под это научную базу. Просто… Эльдорадо не дружит с логикой. Ибо то, что он делает каждый день, невозможно с точки зрения формальной логики. И тогда приходится либо раз и навсегда отбрасывать логику и мыслить на совершенно иных принципах, либо перестать практиковать магию. Естественно, что Эльдорадо пошел первым путем. И я тоже шла этим путем. И иногда мне приходилось трудно в колледже, когда от меня требовали логически мыслить.
— Значит, все еще не так плохо, как могло бы быть, — я вздохнула с облегчением, заметив, что мы уже въехали в Лондон и теперь петляем по городским улицам. — И когда же Эль поправится? Через два месяца?