Весь день «Бэйн» бродит по лагерю и пытается читать проповеди своей пастве из тяжеловооруженных молодых людей. И хотя морпехи уже убили несколько десятков врагов, случайно ранили гражданских и понесли потери в виде одного раненого (водителя, которому попали в руку), капеллан практически не встречает никого, кого бы беспокоила война.
— Многим молодым людям, с которыми разговариваю, удается вытеснять из сознания ужасные вещи, которые они повидали, — документирует капеллан. — Но многие из них сожалеют о том, что им ни разу не удалось выстрелить. Они волнуются, что плохо выполнили свою работу морских пехотинцев.
«Бэйн» — новичок, и признается, что ему тяжело давать советы этим морпехам.
— Рвение, которое эти юноши испытывают к убийству, удивляет меня, — признается «Бэйн». — Когда впервые услышал, как легко и какими похабными словами они говорят о лишении человека жизни, это наполнило меня чувствами неверия и бешенства. Люди здесь думают, что Иисус — это коврик, о который можно вытирать ноги.
У Хамви сержанта морпехи бездельничают под камуфляжной сеткой, наслаждаясь несколькими ленивыми часами в жаркое послеполуденное время. Капрал, водитель группы, снял рубашку и загорает, пытаясь свести с кожи «чакни» — фурункулы на груди — под палящим иракским солнцем.
Сержант артиллерии Майкл Уинтерс, старший по званию боец-срочник во втором взводе роты «Мародер», проходя мимо, останавливается, чтобы пересказать последние слухи.
— Говорят, — произносит с мягким техасским акцентом, — что нас могут отправить на иранскую границу для сдерживания наплыва контрабандистов.
— Черт, нет! — говорит загорающий. — Я хочу ехать в Багдад и убивать там людей.
Несколько бойцов от нечего делать вспоминают имена знаменитых бывших морпехов — Оливера Норта, Джона Уэйна Боббита и другие.
— … после того как ему обратно пришили член, он снимался в по*нофильмах, где тра*ал карлицу, да? — спрашивает кто-то.
Уинтерс, которому тридцать пять, и он почти как отец для многих бойцов взвода на десять-пятнадцать лет его младше, светится от гордости:
— Да, скорей всего. Морпех может тра*нуть все что угодно.
На то, чтобы добраться до аэродрома, у этих морпехов ушла почти целая неделя, и им осталось меньше чем полпути до пункта своего назначения: города «N», в девяносто километрах севернее, который является штаб-квартирой дивизии Республиканской гвардии.
Кроме того, морпехи нащупывают свой путь по неразмеченной моральной плоскости, охотясь на врага, который не вышел из своего укрытия и одет в гражданскую одежду, ведя по нему стрельбу в населенной местности. Временами будет казаться, что убийства безоружных гражданских превосходят по своему размаху убийства настоящих боевиков.
Среди офицеров ходит афоризм, что «сварливый морпех — счастливый морпех». По этому стандарту, никто из офицеров не делает морпехов счастливее, чем их командир — лейтенант-полковник Люк Браун. Морпехи обвиняют Брауна в том, что он набрал в офицерский корпус людей, которые им кажутся некомпетентными, в частности — командира взвода, которого они иронически прозвали «классическим дауном» (Маллигана) — именно его вскоре будут подозревать в том, что он издевается над вражескими военнопленными. Они обвиняют Брауна в том, что два дня назад в городе «Т» он завел их в засаду, где одного морпеха ранило, а многие другие почти чудом, совершенно случайно избежали смерти. Мы виним Брауна за то, что он в последнюю минуту отправил их в атаку на аэродром, во время которой капрал Хоффман из нашей группы по ошибке ранил двух юных пастухов. Они ненавидят вояку за его непреклонную одержимость тем, что он называет «стандартом выправки» — его настойчивость в том, чтобы даже во время боевых действий все бойцы носили определенные нормами стрижки, как положено брились и тщательно следили за чистотой своего обмундирования.
В моменты наибольшей паранойи несколько морпехов считают, что их командир пытается их убить.
— С точки зрения психопатологии, — ведает наш старый приятель «Бэйн», — существует вероятность, что командир хочет, чтобы кто-то из нас погиб, а когда он садится вместе с другими руководителями, они почему-то не подшучивают над ним и не интересуются, в каком дерьме он только что побывал. Да, такое у нас есть подозрение.