Птицы как прежде поют, когда мужчина по ту сторону канала возникает снова, прихрамывая и шатаясь словно пьяный. Никто в него не стреляет. У него больше нет автомата. Правила ведения боевых действий соблюдаются неукоснительно. Несмотря на это, вряд ли они способны прикрыть всю безжалостность этой ситуации.
В нескольких машинах от Хамви, другая взводная группа наблюдает за местностью, откуда, предположительно, стреляли из миномета часом ранее. Эта группа, возглавляемая снайпером, сержантом, наблюдает за деревней при помощи биноклей и через прицел снайперских винтовок. Никаких признаков вражеской активности не заметно, видно только группу гражданских — мужчин, женщин и детей, — которые занимаются своими делами у кучки из трех хибар. Но вполне возможно, что минами стреляли оттуда — федаины часто заезжают в поселок, делают несколько минометных выстрелов и едут дальше.
В любом случае, в этом месте тихо, когда около одиннадцати утра единственная бомба, сброшенная с палубного штурмовика F‑18, разносит его вдребезги. Взрыв настолько мощный, что «Иман» перемахивает через насыпь, пытаясь уклониться от летящих во все стороны обломков, и приземляется прямо на вышестоящего офицера. На месте хибар возникает черное грибовидное облако безупречной формы, и из дыма несется опаленная собака, делая сумасшедшие круги.
Снайпер, который видел, как упала бомба, смертельно побледнел:
— Я только что видел, как на моих глазах семь человек превратились в пыль!
В конце колонны машин Хамви, командиры, которые вызвали воздушный удар, курят сигары и смеются. Позже они скажут мне, что минометный обстрел, несомненно, вели из деревни.
К полудню разведбатальон возобновляет свое движение, направляясь к городу «V» — городу с населением около десять тысяч человек. В нескольких километрах южнее города конвой останавливается в фермерской деревне, где местные жители говорят нам о том, что у моста при въезде в город «V» нас поджидает засада. Это еще одна сцена, которая сбивает с толку. Деревенские жители с энтузиазмом приветствуют морпехов — отцы водружают детей на плечи, юные девушки нарушают религиозные правила, выбегая на улицу с непокрытыми головами, хихикая и приветственно взмахивая руками. Но совсем недалеко от них по той же дороге, их соседей только что стерли с лица земли разрывом бомбы
Рзведбатальон разбивает лагерь в четырех километрах восточнее моста. Перед заходом солнца легкобронированная разведрота из группы RCT 1 пытается пересечь мост и встречает ожесточенное сопротивление. Рота теряет как минимум одного человека и отступает назад. По предполагаемым позициям врага вызывают артиллерийский удар.
Около восьми вечера «Иман» проводит брифинг для руководителей групп в своем взводе.
— Плохие новости — поспать нам сегодня не придется. Хорошие новости — мы будем убивать людей.
Это редкость для «Имана» говорить такими «мотиваторами», вознаграждая своих людей исполненными энтузиазма речами об убийстве. Дальше он представляет своим людям спонтанно созревший амбициозный план командира батальона переместиться севернее города «V» и расставить засады на дороге, по которой, судя по всему, интенсивно перемещаются федаины.
— Наша цель, господа — терроризировать федаинов, — произносит лейтенант оглядываясь по сторонам и выжидательно улыбаясь глазами.
Его люди настроены скептически. Сержант Лоуренс неоднократно спрашивает «Имана» о ситуации с расположением врага на мосту.
— Их весь день обстреливала артиллерия, — отвечает, отбрасывая любые возражения, даже немного бойко, словно торговый агент. — Думаю, шансы серьезной угрозы невелики.
«Иман» ходит со своими людьми по тонкой грани. Хороший офицер должен быть готов пойти на разумный риск. Несмотря на жалобы бойцов на полковника Брауна за то, что он завел их прямо в засаду, тогда пострадал только один морпех, а планы врага остановить продвижение морпехов были сорваны. В частной беседе «Иман» признается, что несколько раз действительно сопротивлялся отправке своих войск в миссии, потому что, по его словам: «Мне небезразличны эти ребята и не нравится идея отправки их в какую-то дыру, откуда кому-то не суждено вернуться». Действуя в соответствии с этими чувствами, возможно, он и становится лучшим человеком, но, не исключено, что при этом страдают его офицерские качества. Сегодня он готов рискнуть, и ведет себя довольно несвойственно, как будто борется со своей склонностью проявлять чрезмерную заботу. Он укоряет руководителей своих групп, говоря им: «Я не слышу той агрессивности, которую хотел бы услышать». Его голос звучит неискренне, словно он и сам не убежден в своей правоте.