И тут к нему подходят трое его «помощников», говорят что-то, и вдруг — удар! И еще один! Баш падает, поднимается, и снова удар! А мимо идут люди. Человек десять прошло. Представляешь, сколько знакомых и друзей их увидело, когда они прошли мимо человека в беде!
Но вот выбегает из подъезда молодой морячок, курсант.
— Держись, — кричит, — браток!
Подбежал и этим «помощникам» довольно крепко два раза врезал. Ну что ж, искусство требует жертв.
А Баш поднимается, пожимает ему руку и говорит:
— Здравствуйте! Очень рад с вами познакомиться!
Я хотел уже уходить, но тут Сергей Иванович сказал:
— А фигурное катание? Надо посмотреть, что ж ты?
И вот уже на экране ледяное поле, окруженное белым бортиком, и на одном коньке, спиной вперед, катится человек в черном костюме. И все время поглядывает через плечо...
— Да-а-а, слышится из телевизора сочный, насмешливый бас, — этому спортсмену я посоветовал бы у себя во дворе потренироваться. Во всяком случае, на всесоюзную арену ему пока рано... Упал... Ай-яй-яй... Бедняжка... Ну, ничего...
Но тут интонация голоса изменилась. На лед выехал тоненький фигурист в сером...
— Итак, Костя Бакст. По-моему, это сейчас один из самых талантливых наших фигуристов. Я помню, как он еще шесть лет назад выступал на катке в Таврическом саду, в новогоднем празднике, он еще тогда изображал черта, и уже тогда я понял, — это талант. И вот прошло шесть лет. Костя кончил школу с серебряной медалью... Кстати, ему сегодня исполняется семнадцать лет. Прошу вас, товарищи телезрители, пошлите ему поздравительные телеграммы, он очень будет рад...
— Неужели он и правда все помнит? — удивился я. — Кто откуда, у кого когда день рождения, и все такое?
— Да, — сказал Сергей Иванович, — Виктор Сергеевич много кого знает, а спортсменов — почти всех. И они его. Он и сам мастер спорта в прошлом...
Тем временем голос говорил:
— Та-ак... Прекрасно... Прыжок «ножницы»... Очень чисто и легко катается Костя... А между тем — обратите внимание — из-под правого рукава выглядывает что-то белое. Видите? Это бинт. Правая рука у него в гипсе. Позавчера на тренировке он сломал руку, а сегодня вышел на лед и катается как ни в чем не бывало. Вы бы, очевидно, ничего не заметили, если бы я не сказал. Молодец, Костя!
Костя вдруг высоко прыгнул, сложился, перекрутился в воздухе два раза и так, сжавшись комком, уже падал на лед, но вдруг в последний момент у льда оказалась нога с блестящим коньком, и Костя, подняв руки, ехал спиной вперед, по широкому плавному полукругу.
Вот он остановился. Трибуны закричали, захлопали. Было видно, как Костя тяжело дышит.
— Ну, посмотрим, какие оценки дадут судьи, — говорил голос, — по-моему, он заслуживает наивысших.
Судьи стояли в ряд, неподвижно, чтобы не поскользнуться на льду, и рылись в сумках, где у них лежали цифры...
— Пять три! Пять четыре! Пять два! Пять один! Да-а! Конечно, он не олимпийский чемпион, молодой, никому не известный парень... Видно, это сыграло роль... На месте судей я бы дал оценки повыше. Гораздо выше. Надо судить не по званиям, не по титулам... Ну ладно... Сейчас выступит наш прославленный чемпион, Станислав Леднев. Честно говоря, сейчас он мне нравится меньше. Видно, он прошел уже свой спортивный пик... Да и тренируется он сейчас маловато, все разъезжает. И хотя его сейчас повсюду славят, я скажу со всей прямотой — не тот Станислав, что раньше, и надо иметь мужество это понять... Но посмотрим... Так... Двойной аксель... с переходом в качающуюся лигулу.
Леднев крутится на одной ноге, держа тело горизонтально и время от времени словно кланяясь, почти доставая лбом лед...
— Неплохо, — говорит голос, — очень неплохо! Техника у него по-прежнему прекрасная! Но что-то неуловимое ушло. Не хватает какой-то удали, какого-то озорства, что ли, которое раньше так привлекало в нем. Как-то без души он теперь катается. Ну, посмотрим оценки. Пять восемь! Пять девять! Шесть!.. Нет, так я не согласен, Бакст катался явно лучше, а оценки... Видно, судьи по инерции ставят те же оценки, что год назад... Не могут избавиться от гипноза той славы, что окружает Леднева. Пусть Станислав на меня не сердится, я его по-прежнему уважаю и люблю, но на его месте я бы не радовался такой победе. Я даже расстроился... Говорить неохота...