На всех стенах и даже на шкафу висели голубые и розовые грамоты, в рамках и без рамок. У одной грамоты нижние кнопки отскочили, и она свернулась в трубку.
Висели также красные и бело-голубые треугольные вымпелы, острыми концами вниз, на перевитых шелковых шнурах.
На одной грамоте я прочитал: «С. И. Арцибасову за образцовое...», на другой — «С. И. Арцибасову за лучшие показатели...». Грамот было так много, что я не успевал их прочитывать до конца. На шкафу, приколотая сверху кнопкой, висела старая, чуть свернувшаяся фотография.
Там, возле телевизионной камеры, стояло несколько человек, с очень знакомыми мне лицами. Особенно мне был знаком один — улыбающийся, с большими черными наушниками по бокам головы, в гимнастерке.
— Что смотришь? — спросил Сергей Иванович. — Это я. А этот, в украинской рубашке, — Суслин. А этот черный — Кураев, теперешний главный редактор программ. А вот этот — наш тогдашний диктор, он еще в ту пору немного седоватый был. Вот, собственно, и весь штат студии в первый год. Я тогда, помню, и режиссером был, и оператором, и сценаристом. И даже играть успевал. Хорошо, когда молодой. И все мы, помню, в одной комнате помещались: она и студия, она и аппаратная, она и репетиционная.
— Есть хочешь? — спросил он. — Вот редиска с хлебом. Макай в соль и ешь.
Я макал редиску в соль, с хрустом откусывал и ел. В комнате стало сумрачно. Озеро за окном было пустое, спокойное. Я отвернулся от окна и снова стал осматривать комнату. Что-то в ней меня удивляло, но что, я не мог понять.
— Сергей Иванович, — вдруг догадался я, — а почему у вас телевизора нет?
Сергей Иванович вроде бы и сам удивился.
— Хм, — сказал он, — почему! Не знаю почему. Как-то так получилось. Наверное, потому, что я все передачи заранее изнутри вижу. Зачем мне телевизор?
Мы еще посидели.
Потом Сергей Иванович вышел меня проводить.
Ну, заходи. Теперь адрес знаешь, — сказал он на прощанье.
Когда автобус остановился возле студии, в него вошел один-единственный пассажир. Это была Зоя. Диктор. Видно, она уже простилась со зрителями.
Она пошла по проходу и вдруг села рядом со мной.
Некоторое время мы ехали молча.
— Скажи, мальчик, — вдруг спросила она, покраснев, — почему я тебя все время вижу на студии? Ты что, работаешь у нас?
— Я учусь, ответил я, — я у вас учусь.
— А в школе?
— И в школе. А что?
— Да нет, ничего. Просто я давно уже смотрю — ходит такой странный мальчик и на все смотрит. Мне просто интересно было, — кто ты такой?
— Я Саша.
— А я Зоя.
И опять мы ехали молча.
— А что, — спросил я, — вы всегда так поздно возвращаетесь?
— Да. Иногда и позже.
Ну а если, скажем, вам захочется погулять вечером, сходить куда-нибудь? Вы что, против этого?
— Да нет, — серьезно ответила она, — я не против. Да вот не получается. Хоть бы в гастроном успеть, — сказала она, помолчав, — чего-нибудь на завтрак купить.
Оказалось, что живем мы рядом. Мы шли по улице, освещенной фонарями. Между стеклянными дверями гастронома сидела на пустом ящике толстая женщина в белом халате, держала красной рукой дверь и всех только выпускала, но никого не впускала.
— Ну вот, — сказала Зоя, — опять я без завтрака.
— Пустите, пожалуйста, мы быстро, — попросил я толстую женщину.
— Магазин закрыт, — сказала она, — мы тоже люди, нам тоже спать нужно. Что ж вы, не могли раньше прийти?
— Не могли, — закричал я, — мы никак не могли!
— Ну ладно, — сказала женщина, — только мигом!
Мы вбежали в магазин, побежали по кафельному полу с опилками. Зоя очень обрадовалась, даже подпрыгнула на бегу два раза. Она побежала в кассу, а я встал в молочный отдел. Мы купили два томатных сырка и бутылку кефира.
— Спасибо! — сказали мы, проходя мимо женщины на ящике. Она молча закрыла дверь и стала запирать ее на ключ.
Зоя жила в узком булыжном переулке, в сером доме у толстого наклонного дерева, которое своими корнями поднимало вокруг мостовую. Сейчас с него летел пух и покрывал весь переулок.
— Ну, — сказала Зоя, — спасибо, что проводил.
— До свидания, — сказал я.
— До завтра, — сказала Зоя.
Она надавила на медную гладкую ручку тяжелой двери, дверь немного отъехала, Зоя пролезла боком в щель, улыбнулась оттуда и исчезла.
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
