Мама же рассказала, как во времена её молодости, в 70-е, полицейские с линейками мерили расстояние от среза мини-юбки до колена. Нарушительниц закона тогда наказывали на работе и в учебных заведениях.
Открывать плечи в одежде женщинам было так же запрещено. Мужчин с длинными волосами тоже отлавливали на улицах и брили налысо за нарушение указа Президента Пак Чон Хи «о длине волос».
Отец вспомнил, что как-то его мама дала ему в школу рисовые шарики, а забыла, что этот день недели был объявлен в стране днём без риса. В кафе и ресторанах в этот день были запрещены блюда из риса, а в школах учителя проверяли состав приносимых из дома школьных обедов. Короче, мой отец в школе остался без обеда и получил порцию розог за нарушение по вине своей мамы.
Гости тоже вспоминали о прошлом. Даже в Сеуле в семидесятые-восьмидесятые была проблема с мясом. Если курятину и свинину простые работники ещё видели по праздникам, то корейскую говядину ели только богачи. Пастбищ в Южной Корее очень мало, поэтому мясо местных коров было не просто дорогим, а заоблачно дорогим. Сейчас же в корейских магазинах продаётся в основном привозная говядина, которая всё равно в разы дороже местной курятины с бройлерных фабрик.
Мамина подруга Ли Мён Хи рассказала, что помнит, как до 60-х в послевоенной Корее не делали массово пшеничный хлеб. Это когда хлынула пшеница из США и Канады, то все склады были забиты зерном и никто в Южной Корее не знал, что с ним делать, то на помощь пришла реклама. Во всех магазинах и на рынках тогда появились плакаты, пропагандирующие, что те, кто есть белый пшеничный хлеб станут выше, сильнее, умнее и красивее. И эта плакатная «ушная лапша» сработала! Корейцы, раньше не евшие изделия из пшеничной муки, стали потреблять их в огромных количествах, в том числе прошедшую из Японии лапшу быстрого приготовления рамен.
Я вспомнил, как в детстве в Пхохане разбил фотоаппарат отца и спрятал в останки прибора в пакете в собачьей будке во дворе. Когда отец вернулся с работы, то верный пёс из будки принёс ему разбитый фототруп. Мой отец рассердился и сделал вид, что это пёс виноват в смерти «фотика». Он приказал нашей служанке продать нашкодившую собаку. Я не смог стерпеть продажи верного друга и во всё признался отцу. Был лишён карманных денег на месяц, но собака дожила свой век в будке возле дома.
ХеРи не смеялась над моим рассказом, как другие гости. Наверное, в её детстве с нею приключилось что-то похожее. И точно. Пока ждали десерт, она мне поведала, что поступила в универ с помощью маминой взятки. Когда её отец узнал про это, то он хотел выгнать дочь из дома, но ограничился тем, что сжёг пару её модных сумок.
— Это был хороший урок, — с улыбкой говорит моя невеста, — С тех пор я стараюсь решать все проблемы честно.
— Ну, это ты врёшь! — встревает в разговор моя сестра-полицейский. — И в полиции, и в прокуратуре, и в Правительстве вранья столько, что за нею и правды не видно. Вот, например, Север недавно перестал стрелять в перебежчиков к нам и на границе стало спокойнее. Знающие люди говорят, что наши и Северные спецслужбы договорились и на беженцах делают огромные деньги. Наше правительство платит Северу за спокойствие на границе и ставит себе в заслугу нормализацию отношений, а Север из ничего получает серьёзные кучи долларов. Наши спецслужбы получают ордена и повышения «за спасение корейцев»… Президент Пак Чон Хи свернул башку криминалу, перестреляв все банды без суда и следствия, а вот порядок в Правительстве и спецслужбах не навёл.
— За что и поплатился головой, — подхватывает мой дядя, двоюродный брат мамы из провинции. Он рассказывает, как ещё недавно работал мастером на все руки. И плитку укладывал, и тёплый пол делал, а в тяжёлые времена даже чистил канализацию в женской бане. Причём в бане ему не доплатили тридцать тысяч вон и он взял начальницу бани на понт, раздевшись догола и собираясь мыться так в женском отделении на неполученные деньги от неё до тех пор, пока директриса не заплатит ему. Заплатила, как миленькая.
А вот и мой отец подключился:
— В бытность, один мой друг в Пхохане в девяностые был компьютерным мастером. И была у него на обслуживании одна дочерняя коммерческая фирма от нашего концерна. Довольно успешная, вроде, какой то «канцелярией» торговала. И был там директор с заскоком. По словам моего друга, к нему как ни зайдешь — начальник в игры на компе играет. То в карты, то ещё во что. Фирма по показателям хорошо перла вверх и была успешной. Потом на того директора кто-то стуканул на эту тему в наш Совет Директоров, и игривого начальника уволили. Поставили деятельного и правильного. Через год фирма вместе с «деятельным», что заставлял пахать работников по двенадцать часов почти без выходных — вылетела в трубу. История не закончилась. Тот уволенный «игрун-директор» устроился в другую фирму в Сеуле и вскоре сделал её процветающей. В интервью по ТВ он сказал в ответ на вопрос журналистки о своём невмешательстве в производственный процесс: