«Тифлис, 1 июля. Сегодня — программа: знакомство с грузинскими блюдами — тучный обедище у Паоло Яшвили; хозяева дружно варили грузинские блюда; уютно себя ощущали у добрых друзей; в этот вечер запомнился мне как-то особенно Леонидзе…»
Андрей Белый был в Грузии несколько раз. Поездка 1929 года — не очень удачная, со многими затруднениями, транспортными и другими, описана в письмах к Тициану Табидзе. В то лето ему на Кавказе фатальным образом не везло. Сорвалась интереснейшая поездка в Армению. Белый предполагал посетить Алаверди, Зангезур, Севан, Джульфу — ничего не вышло; не удалось побывать в Кахетии, сорвалась поездка по Военно-Грузинской дороге. Казалось; «Кавказ — заповеден нам», — писал А. Белый, вспоминая летние неудачи. Уже собравшись ехать домой, имея билеты в кармане, он заболел; вместе с женой К. Н. Бугаевой он почти три недели провел в доме у Тициана, обрушив на него бремя «мелких хлопотливостей», как тот выражался, деликатно прибавляя, что для него это — приятное «бремя». Жена Тициана была в это время на море. 20 августа 1929 года, перед отъездом в Москву, А. Белый написал ей письмо, в котором признался: «Нам было бы и стыдно и мучительно быть невольной помехой дому, если бы не Тициан, превративший это наше сидение в радость нового узнавания его как изумительного человека, с которым отныне чувствую себя совсем просто и братски связанным…».
Некоторое время спустя, из подмосковного Кучина, где он жил тогда постоянно, А. Белый писал Тициану, вспоминая летние свои злоключения: «Вы поймите, что не слова одни и не вежливость, не благодарность даже диктует это письмо… а что-то другое, что — прямо скажу — „вызвездилось“ из души по отношению к Вам».
Это — мысль о характере личных человеческих отношений:
«Я верю человеку вообще (индивидууму), — пишет Тициану А. Белый в том же письме. — И я не верю „личности“, которая „личина“ (маска); и знаю: мы — „личности“, — неумело столкнутые, разъединяемся… в итоге общения; а тут я — „очень скептик“, иль я знаю: преодоление личности-личины в социальном разрезе — труднейшая вещь, в сто раз более трудная, чем полагают. А вот, волею судьбы застряв у Вас два раза и находясь в жалко-беспомощном виде, я вынес в итоге из общения с Вами какое-то пробитие того корсета, который редко пробивают в общении: я увидел Вас без личности-личины: с откинутой личиною. И это значит: Я Вас увидел: и итог увидения — та спокойная и доверчивая радость, с которой я Вам сообщаю об этом» (письмо от 13 сентября 1929 года).
«Прогулка с Вами на замок разбойника „Кор-Оглы“ — единственное воспоминание этого лета, — признается в ответном письме (5 октября 1929 года) Тициан, — без Вас мы никогда бы не увидели, во всяком случае, не почувствовали это озарение, а то, что осталось в нас от этого дня, граничит с Фавором и Преображением. Нам кажется, что наши горы — дали Вашего вдохновения; они одухотворились, и Вы, как двойник Врубеля, открыли для нас гений очага; когда-то у Сен-Виктора я читал об этом, — это где он говорит о греческих богах, покровительствующих данной местности, и о Кастильи…»
Тициан не очень преувеличивал, описывая впечатления от совместных летних прогулок к крепости Кёр-Оглы: на его возбудимую психику присутствие А. Белого действовало как мощный катализатор, усиливая его душевную реакцию на окружающее: природу, горы, развалины древних строений. Прогулка к крепости Кёр-Оглы была толчком для создания одного из лучших его поэтических творений этого лета — стихотворения «Окроканы»; в нем природа — критерий истинности, мера поэтических достоинств — неодолимый соперник поэтов:
«За это лето много было у нас неприятностей, особенно у Паоло, и через него и у меня, — пишет А. Белому Тициан, — но все забывается при воспоминании о встрече с Вами…»
В этом же письме он рассказывает «ужасный случай» гибели альпинистов Джапаридзе и Двали в Сванетии при восхождении на Тетнульд: «Первый, С. Джапаридзе, был большой энтузиаст и хотя молодой, но лучший альпинист Грузии; он погиб, спасая скатившегося в пропасть товарища; вопреки всем правилам альпинистов, когда он увидел свалившегося товарища, — начал его удерживать и сам очутился в пропасти; потом знаменитые сванские охотники две недели искали погибших и наконец нашли; подвиги этих охотников полны героическими подробностями».