К одинокой койке в углу Альбинос старался по возможности держаться спиной. Пленник сильно отличался от всех прочих свидетелей, да и сам по себе представлял изрядную проблему. Решения насчет его участи уроженец Тиддингтона до сих пор еще не принял. Одно дело убить нечаянно, в порыве ярости, но совсем другое хладнокровно умертвить из соображений целесообразности. Голос крови поколений деревенских предков в жилах Тидди Долла предостерегала его от этого самым серьезным образом.
Он положил себе покончить с башмаками самое позднее к четырем, и управился минута в минуту. Он швырнул в печь последний кусочек кожи и затворил железную дверцу. Металлические подковки с каблуков были отправлены к гвоздям, в тот же карман, чтобы разбросать и то, и другое по мостовой при первом же удобном случае. Альбинос с удовлетворением посмотрел на свои ноги. Теперь они были обуты в растрескавшиеся кожаные бальные туфли, предназначавшиеся прежде для дома. И Тидди Долл полагал, что теперь-то наконец он в безопасности, уж это верняк.
В десять минут пятого он забеспокоился, но виду не показал, если не считать одного-единственного тоскливого взгляда, брошенного на пустынную лестницу, да того бешенства, с которым он напустился на цимбалиста, посмевшего заскулить от голода. Но спустя еще полчаса тиддингтонца прошиб пот, и его тревога словно бы обрела звук, так что все лежавшие на койках под стеной, расслышав ее, осмелели, и начали открыто роптать.
Один только Том, брат Роли, тот самый, который навсегда стал другим после того, как прямо на глазах у него, молодого солдата, разнесло в клочья Мартина Элджинбродда, крепко спал. Разметавшись на койке, как Ребенок, и раскрыв рот, он один дышал глубоко и спокойно среди всеобщего смятения.
Без нескольких минут пять атмосфера в подвале была уже предгрозовая.
— Удрал он. Не увидишь ты его. Он смылся, а тебя бросил, — ликующий голос женоподобного истерика Билла, на которого страх действовал возбуждающе, донесся из полумрака, в котором его самого видно не было, только слышно было, как скрипит койка в такт его раскачиваниям взад и вперед. — Он тебя заложит, вот увидишь!
Долл повернулся в его сторону, жилы у него на шее вздулись, но он все еще сдерживался.
— Кое-каким поганцам такое уже взбредало в их дурацкую башку, но это и становилось их распоследней ошибочкой, — произнес он нарочито мягко. — Они фараонам поверили, а те сперва из них все вытянули, а потом взялись и за них самих, как пить дать. А раз ты сам этого до сих пор не знаешь, так сиди и не чирикай!
Цимбалист зашелся в приступе кашля.
— Жрать хочется, Господи ты Боже, как же жрать хочется, — запричитал он, задыхаясь и харкая. — Придет этот обормот, в конце-то концов?
Тот же вопрос, только с душераздирающим надрывом, повторил карлик. Его пронзительный голос, срываясь, раскатами, словно в бочке, отдавался по всему подвалу.
— Заткнись! — рык Альбиноса по-прежнему звучал властно. — Ты, никак, со мной решил дело иметь, вонючий недомерок! Кончай голосить! Слушай меня — ты слушать-то можешь?
Он стоял и ждал, напрягая все свое слабое зрение и пытаясь уловить малейшее движение наверху лестницы. Но в темном проеме было по-прежнему тихо.
— Забегаловка тут за углом в пять открывается, — заныл цимбалист. — Мне бы выбраться из этой тюряги перекусить! Я же не ужинал, Тидди! Ты права не имеешь меня голодом морить!
— Чего? — тиддингтонец рассвирепел. — Слушай, Гэтси, я ведь могу тебе устроить, что ты вообще больше у меня не проголодаешься. Совсем, что ли, мочи нет?
Послышавшиеся сверху шаги неожиданно прервали эту исступленную тираду.
— Ну вот, — произнес Тидди Долл уже другим, потеплевшим от облегчения голосом, — ну что я вам говорил? Вот он, вот. Вот Роли. Что там с тобой приключилось, старина? Ты не заблудился?
Вошедший ответил не сразу. Он очень медленно спускался по лестнице. В руках у него был большой сверток из засаленных газет, но причиной его несколько замедленного движения был не он. Едва Роли ступил на кирпичный пол, как подоспевший Долл разразился потоком отборной брани:
— Ага, спиртягой разит! Так ты в ночном кабаке на мясном рынке сидел, сидел и надирался! У тебя, парень, крыша поехала, вот чего. Поехала твоя вшивая крыша. Перед кем это ты там выдрючивался? Перед кем это ты там распинался?
Он держал пришедшего за ворот рубашки и тряс его, как ветку. Обычно как раз один Роли бывал освобожден от таких знаков внимания со стороны Долла, а в начале существования всего их сообщества бывший рыбак иной раз давал тиддингтонцу сдачи. Но на этот раз он не был настроен сопротивляться.