Выбрать главу

- Не боись, братан, - хрипит один из "шкафов", тот, что постарше и помясистее. - Ты не смотри, что он такой стремный: дела делает - я те дам! Мы ж не первый год кантуемся - ни разу еще не подставил. Правда, до того тупые получаются эти - ну, которые того... короче, я те дам!

- Ну-ну, посмотрим, - недовольно бормочет кашемировый кудряш. Если только все выйдет, это будет последний раз, когда вы... когда мы к нему обратились.

- Не понял, - удивляется старший "шкаф". - Почему так?

- Больно дорогой пациент, - поясняет кудряш, кивая в сторону распростертого на топчане пленника. - Нам уже не нужно будет никаких услуг подобного рода... ну, если все получится, конечно, - и суеверно сплевывает три раза через левое плечо.

Общаются они тихо, однако их разговор слышит посторонний. Он сидит за стенкой, в небольшом чулане и тоже наблюдает за процедурой. В стене чулана просверлены два отверстия - в одно вставлен объектив видеокамеры, бесстрастно фиксирующей ход событий, а ко второму посторонний периодически прижимает бесцветный глаз - смотрит. Этот небольшого росточка худосочный мужчинка с крупной плешивой головой не в первый раз присутствует при свершении древнего обряда и достаточно хорошо изучил ритуал. Поэтому он рассеянно наблюдает за ним, вовсе не рассчитывая почерпнуть для себя что-то новое, и мимолетно рассматривает "инвентарь", хранящийся в чулане. Кое-что из этих "аксессуаров" явно не соответствует рангу скромного шамана. Хотя бы эти связки выделанных собольих и норковых шкур, подвешенные к притолоке... По беглым подсчетам, их тут сотни три, не меньше. На стальных крючьях висят куски хорошо прокопченного мяса - что-то около центнера в общей сложности. И довершает коллекцию целый набор огнестрельного оружия: два карабина "Лось", "тулка"-вертикалка и совсем уж неуместный в прибежище древнего культа новехонький "ремингтон" со скользящим затвором. А, и еще рюкзак с патронами. Ай как нехорошо... Шаману не полагается есть мясо "детей" леса и тундры. Шаману не нужны ружья. Да и шкуры, по идее, он тоже не должен хранить у себя. Все, что приносят ему "прихожане", он должен добросовестно отдавать лесным духам - тут же, во время обряда, сжигать на костре, принося в жертву. А духи, в свою очередь, дают ему все, что требуется для отправления культа и существования на этой земле, и защищают от любых напастей. Об этом знает каждый тунгус, чукча, эвен... Шаман - это не просто кусок человечьей плоти, наделенный разумом и эмоциями. Это служитель культа, и он должен быть непорочен и свят - так полагается. Однако Тутол, как выяснилось при ближайшем рассмотрении, оказался обычным человеком со всеми присущими ему слабостями и потребностями, правда, очень хитрым человеком. Посторонний гостит у шамана уже почти полтора месяца: прикинувшись профессором, собирающим народный фольклор, он всесторонне исследует прикладные аспекты некоторых реликтовых отправлений специфического характера. За это время "профессор" тщательно изучил не только то, что его интересует в первую очередь, но и детали быта аборигенского божка. Тутол привык к нему и не стесняется: "профессор" умеет расположить к себе особей определенного типа, как раз того, к разряду которых относится шаман. Впрочем, это легко объяснимо: посторонний действительно профессор. Только к фольклору он не имеет никакого отношения это ширма. Посторонний - профессор медицины. А еще он очень осторожный и мнительный тип - судьба-злодейка приучила в любой момент быть готовым к неожиданностям. В том числе и малоприятным. Последняя фраза разговора кудрявого со старшим бандитом почему-то профессору страшно не понравилась. Недовольно нахмурившись, он с тревогой огляделся по сторонам, и взгляд его остановился на симпатичном "ремингтоне"...

- Обба-ба-утта! Ваа-хикка-алк-утта! Обба-ба... - Шаман, как заведенный, макает в кастрюлю свою метелку и опрыскивает все вокруг. У Тутола удивительно чуткий слух - он прекрасно слышит все, о чем говорят гости. И он не обижается - пусть себе болтают, невежественные дети асфальта, что в голову взбредет. Лишь бы деньги хорошие давали. Сам-то он, разумеется, не считает себя обезьяной - он великий хамненган, равного которому нет на тысячи верст вокруг. Искусство его такое же древнее, как и сам культ шаманства, уходящий корнями в непроглядную мглу веков. Долгими зимними вечерами смотрит шаман телевизор есть у него в кладовке, портативный, со спутниковой антенной, работает от бензинового "дырчика" - так что знает, как люди живут в других местах. Так вот, в других местах никто не умеет делать то, что без особого труда делает Тутол. Со всех концов тайги к нему везут бесполезных людей: то ленивые, то буйные, а то попадаются такие злобные - похлеще лесного духа Тумбуя, что ночами забирается в чумы и похищает маленьких детей - жрать хочет. По просьбе лесных жителей Тутол делает из некачественных людей мункху - послушных воле хозяина рабов, которые не знают усталости и болезней. А еще они не могут вынашивать злых мыслей против окружающих, потому что у мункху вообще нет никаких мыслей. Искусство это передается из поколения в поколение, и лесной народ пользуется им и поклоняется шаманам за столь полезное благодеяние. А в последнее время стали частенько приезжать белые люди, из города. У них там тоже навалом некачественных. Тутолу все равно - они платят хорошие деньги за мункху - пусть себе на здоровье таскают сколько влезет. И не так уж важно, что те, кого к нему привозят, все больше здоровые и холеные ребята - это его не касается. Это их, городские проблемы. Шаман никого не убивает, нет на нем греха. Что же до мункху, то он живет дольше, чем обычный человек, потому как гнев и ярость не точат его организм, а всякие болезни обходят стороной. Так что... И еще искусство Тутола, как оказалось, это народный фольклор и самобытное творчество, и это очень интересует солидных белых людей с Большой земли. Вот уже полтора месяца здесь живет большой профессор, который прикатил специально, чтобы познакомиться с шаманом и написать про него книгу. И сейчас, поди, сидит в кладовке, снимает работу шамана на пленку. Может быть, скоро про него покажут передачу по телевизору...

- Обба-ба-утта! Ваа-хикка-алк-утта! Обба-ба... - Шаман бросает на пол кастрюлю с метелкой, срывает с лица распростертого на топчане мужика скотч и одновременно протягивает в сторону правую руку ладонью кверху. Раб подхватывает небольшой короб с инвентарем и, похлопывая бубном по голове, стремительно мчится к хозяину. Гости невольно улыбаются - со стороны Васькина поспешность кажется весьма комичной. Раб не обращает внимания - это не гостей превратят в собаку в случае какой-либо оплошности, а его. В протянутую руку хозяина он вкладывает берестяную воронку и тут же достает из короба пузырек размером с чернильницу, выточенный из кости какого-то большого животного. Тутол ловко вставляет воронку в освободившиеся уста пленника, одним движением большого пальца откупоривает "чернильницу" и вытряхивает ее содержимое в воронку. Мужчина на топчане пытается сопротивляться - яростно мычит и страшно напрягает дородное тело, силясь освободиться от пут. Однако тщетно - шаман знает свое дело. Продолжая вдавливать воронку в разверстый рот лежащего, он бросает "чернильницу" в короб и зажимает грязными пальцами нос жертвы. Несчастный рвется, как раненый зверь, на лбу его от напряжения вздуваются вены. Если бы энергия взгляда имела реальные физические параметры, шаман давно бы уже обуглился или вовсе разложился на атомы - бешеный взгляд поверженного жжет его морщинистое лицо огнем лютой ненависти и невыразимой душевной муки. Но Тутолу глубоко плевать на взгляды - он внимательно следит за кадыком своей жертвы и тонко ухмыляется одними губами. Сколько вас уже прошло через этот топчан - и всегда одно и то же. Дурак ты, парень! Тебе все равно нужно дышать. А чтобы дышать, придется эту гадость проглотить - по-другому никак... Наконец пленник не выдерживает: кадык его судорожно дергается и несколько раз подскакивает к подбородку. Готово.