- От ты ж гад, дядь Коля. - Иван виновато покосился на Аниську. Ну чего ж ты так, а?
- Теперь до утра - труп, - победоносно изрекла она, отбирая у Ивана бутылку. - Слушать надо, когда женщина говорит!
- Ну и что теперь делать, женщина? - потерянно спросил Иван. - Ты не в курсе, хоть приблизительно - что там экспертиза показала?
- Я в курсе, и не приблизительно, - Аниська скромно потупила глазки и присела на краешек дивана. - Батька мне все рассказал.
- Так че ж ты вола понужала?! - возмутился Иван. - и нахера нам этот труп оживлять было? Сразу бы сказала...
- Каждый товар имеет свою цену, Ванечка. - Она жеманно скривила губы. - Тайна - тоже товар. Так что...
- Не понял... Ты че хочешь, девушка?! - Иван презрительно сощурился. - Бабки? Ну так ты скажи - я тебе заплачу!
- Не надо так опошлять, Ванечка! - сердито воскликнула Аниська, вновь скромно потупила глазки и вдруг бесхитростно призналась: - Замуж хочу вот что...
- А-а-а, вот оно что! - ядовито протянул Иван. - Ну ты даешь, девушка... И ты, наверно, меня еще и любишь без памяти... Да? И в постельку уже не писаешься - большая...Ага?
- При чем здесь это? Не надо опошлять, Ванечка... Ты офицер, практически непьющий, зарабатываешь хорошо, симпатичный, дом у тебя - лучший на деревне, холостой... Или успел окрутиться где?
Ну что ж - резонно. На фоне всей этой деревенской пьяни он, видать, и правда самый завидный жених. Офицер, непьющий - практически... Хм... Дом. Дом действительно на зависть всей деревне: отец его хорошо зарабатывал и почти полжизни положил на этот дом - один кирпич чего стоит. Более того, из десятка телефонов, имеющихся в деревне, один стоит у Андреевых - отец не пожалел денег, чтобы все было как у белых людей... Резонно...
- Нет, пока холостякую, - признался он, тяжело глядя на Аниську. Пока... Только вот времечко ты выбрала для предложения не того... Понимаешь горе у меня. Мать умерла.
- Понимаю, - скорбно вздохнула Аниська. - Только ведь и ты меня пойми - такой момент не всегда подвернется. Я о будущем думаю.
- "О будущем"! - передразнил Иван. - Я ж тебя не люблю, девушка! Ты посмотри на себя... Через пять лет вконец обабишься, будешь этаким кругляшом по двору кренделя выписывать... А я люблю длинноногих и стройных. Поняла?
- А, это не беда. - Аниська беспечно махнула ладошкой. Стерпится-слюбится... Ты ж постоянно в разъездах. Я буду хозяйство вести, детей растить, а ты мне будешь деньги присылать... А ежели где в городе какую лярву сгpeбешь - длинноногую, в кружевных трусиках, - так мне до одного места. Дело кобелиное, известное... Лишь бы трипаю домой не приволок - вот и все проблемы... Ну что - берешь замуж?
- Беру, - наотмашь бросил Иван. - Все равно, когда-то надо будет... Давай - рассказывай.
- Э, нет - так дело не пойдет, родной мой, - хитро погрозила пальчиком Аниська. - Я тебе все расскажу, а ты потом откажешься. Знаем мы вас... Давай сначала ребеночка заделаем, потом расскажу, - и вдруг полезла руками к его ширинке, принялась неумело расстегивать пуговицы.
- Да пошла ты, дура! - испуганно отстранился Иван, вскочив с дивана. - Совсем, что ли, сдурела? Похороны! Мать умерла! Не врубаешься?!
- Одна жизнь уходит, другая - начинается, - менторским тоном изрекла Аниська, протягивая к нему руку. - Тетя Света померла, а мы ребеночка сделаем - смерти назло... Иди ко мне, мой хороший...
- Пошла ты! - со злостью воскликнул Иван и, держась за стенку, поплелся к двери. - Я не настолько пьян, чтобы в такой момент вдуть первой попавшейся деревенской шлюхе! Тоже мне - тайна! Щас пойду и в первом же дворе все узнаю!
- Ага, иди, мой хороший, иди, - покорно произнесла Аниська ему в спину. - Только ведь никто ничего точно не знает, кроме меня и батьки. Они тебе такого понарасскажут - за голову возьмешься! Да, во дворы можешь не заходить. Все у тебя - поминают. Они щас тебе расскажут - после пятого стакана... И еще, Ванечка... Я не шлюха. Я еще девочка, между прочим...
Он застопорился у входной двери. Опять резонно. На поминках он узнает кучу сплетен - не более того. Дрянь дело. Дрянь баба. Смышленая - не по годам.
- Сволочь ты, девочка, - горько резюмировал Иван, возвращаясь назад и расстегивая на ходу штаны. - Отца бы хоть постеснялась - вон он, отец-то...
- Да труп это, не отец. Пьянь болотная, - презрительно буркнула Аниська, поудобнее укладываясь на спину и задирая юбку: молочной белизной сверкнули мясистые ляжки, шарахнул по глазам нежно курчавившийся огненный треугольник. Она согнула ноги в коленях и, удерживая их руками, развела широко в стороны - на Ивана вопросительно уставилось бесстыдное женское естество, затаившееся под рыжими волосками.
- Дура ты, Аниська, - прохрипел Иван неожиданно севшим голосом, так и застыв на месте с приспущенными штанами. - Я это... Не мылся, почитай месяц - вонючий, как козел. Пьян я. Горе у меня... Ну, короче - не встанет щас у меня - я тебе отвечаю...
- Ну что ж ты на него наговариваешь? - проворковала Аниська, склонив голову набок и стрельнув глазами. - Вон какой - погляди! Давай - иди сюда...
Он опустил глаза и, к стыду своему, констатировал, что организм опять подвел его. Давненько организм не вкушал женской плоти, и теперь некоторый его фрагмент самовольно отреагировал, как положено в таких случаях, не спрашивая совета у левого полушария. В общем, эрекция место имела. Да и не просто эрекция, а - железобетонная, впору сваи забивать.
Стыдливо крякнув, Иван выпростался из штанов, глядя в сторону, взгромоздился меж широко разведенных Аниськиных бедер и с натугой, до упора вогнал непослушный фрагмент - куда природой предназначено. Аниська громко ойкнула. Иван на секунду замер, почувствовав, как с ходу пропорол какую-то тонкую упругую преграду и удивленно шепотнул:
- Да ты и впрямь того... Целка? Как так?
- Работай, работай - не отвлекайся, - болезненно морщась, пробормотала она. - Теперь уже не целка - все! Работай!
- Работаю, - послушался Иван, поудобнее вцепляясь в ядреные ягодицы - и пошел агрессивно дергать тазом, разрабатывая неосвоенную тесную расщелину...
Длительное воздержание, сами понимаете, не способствует продолжительности соития - даже на пьяную голову. Активно подергавшись с полминуты, Иван тихо зарычал и мстительно наполнил Аниськино нутро животворящей субстанцией. И отвалился в сторону, натягивая штаны.