Работорговец недоумевал. Вот уж не мог он додуматься, что этот богатый чужеземец отвергнет настоящих красавиц-рабынь и отдаст предпочтение щупленькой рыжухе и вдобавок назовёт Грацией.
– Откуда она?
– Я и сам толком не знаю. Наверное, из дальних стран Севера.
– Как же она попала к тебе?
Финикиец с улыбкой пожал плечами.
– Ладно, можешь не рассказывать, – сказал Мецн, – мне и так всё ясно. Римляне грабят далёкие страны, ваши пираты грабят римские суда.
Купец продолжал молчаливо улыбаться.
– Уговор наш помнишь? Я беру её даром.
– Бери, достойнейший, – без особого сожаления ответил работорговец.
– Ну что, Соломон? – обратился Мецн уже ко мне, – сумел договориться?
– Да. Караванщик согласен, – ответил я.
– Отлично! Тогда до утра. Эту рабыню мы берём с собой, – произнёс Мецн и вместе с девушкой исчез в своём шатре.
С первыми лучами солнца наш караван тронулся в путь. Мецн сидел на высоком верблюде, и голову его защищал навес. Лицо по-прежнему было строгим и властным, по-прежнему источало уверенность и решительность.
– Почему ты не бросил меня в пустыне, юноша? – вдруг спросил он, не поворачивая головы.
Я молчал, не зная, что ответить.
– Ведь мог бы спастись в одиночку, а предпочëл остаться с умирающим стариком.
– Там, где я родился, не принято бросать людей в беде.
Мецн с удивлением посмотрел на меня.
– И где же ты родился?
– На берегу реки Иордан.
– Уж не в Самарии ли?
– Верно, в Самарии
Мецн с улыбкой посмотрел на меня.
– Выходит, что все самаритяне добрые люди, не ведающие о коварстве и зависти? А разве бывают такие на свете?
Не зная, что ответить, я тоже заулыбался.
– Самария тут не при чём, – продолжил мысль мой попутчик, – просто ты добрый малый и будешь по достоинству оценён.
Есть неписаное правило: когда идёшь по жаркой пустыне, чтобы сберечь силы, предпочтительней хранить молчание и изъясняться языком жестов. Наши караванщики поступали именно так, и только ближе к вечеру, когда жара начала спадать Мецн опять оживился.
– Мы с тобой – как те иудеи из вашего Писания, – вдруг заговорил он, вспомнив почему-то сюжет из священной книги, хранящейся в главном иерусалимском храме.
– Ты читал наше Писание? – удивился я.
– Представь себе, да! Причём на греческом.
– А что, уже есть перевод? – спросил я.
– Имеется. Литературное произведение, которое претендует на успех, должно быть непременно переведено на греческий, ибо язык этот наиболее распространён в мире и, без сомнения, способствует популяризации трактата. Перевели же Писание иудеи Александрии – города, где библиотек больше, чем синагог.
Упоминание об Александрии вызвало во мне приятные чувства. Побывать в городе, основанном Александром Великим, во втором мегаполисе после Рима, было давней мечтой лекаря Мафусаила. Мой хозяин с воодушевлением рассказывал про широкие городские проспекты; про набережную с многочисленными тавернами, по которой прогуливались богатые горожане; про огромную синагогу, способную вместить до ста тысяч человек; про иудейскую диаспору, которая посылала щедрые пожертвования в Главный иерусалимский храм.
– А в Армении изучают греческий? – спросил я.
– Да! В царских школах мегаполисов, – ответил Мецн.
– А латынь?
– Латынь в Армении знают лишь исключительные люди, так что – считай, Соломон, ты один из них. Для своего возраста ты отлично образован.
– Этим я обязан хозяину, – сказал я, вспомнив Мафусаила.
– Не скромничай, юноша. Не обладай ты врождённой смекалкой и определёнными способностями, никогда бы не осилил столько языков.
– А где ты получил образование? – поинтересовался я.
В глазах Мецна мелькнула грусть.
– В Парфии, – ответил он.
– В Парфии?
– Да, юноша. Я до сорока лет жил там, – ответил Мецн задумчиво.
– Ну, и чем же ты занимался?
– А ничем. Просто жил во дворце парфянского царя. Получил образование, много читал. Кстати, там и ознакомился с вашим Писанием.
– Что же тебя привлекло в нём?
– Ну, во-первых, описание праотца Ноя, который спасся от всемирного потопа на горе Арарат. Да будет тебе известно, что это гора находится в Армении.
– Слышу об этом впервые.
– При случае обязательно покажу тебе это место.
– Рад буду увидеть. Что же ещё тебе понравилось в священном Писании?
– В иудейской вере мне нравится образ Бога. Он один на всех иудеев – и это их сплачивает, делает единомышленниками. Таким народом легко управлять. Один Бог – один народ – один властитель.