Выбрать главу

— Сука, где ты, мерзавка, — Андрей не мог позволить ей улизнуть. Хотя она и не видела всего его лица, но по общим приметам его могли вычислить и поймать.

Держа нож наготове, Андрей осторожно крался между колонноподобных деревьев, прислушиваясь к каждому шороху и пытаясь уловить сладкий аромат девичьего тела.

— Где же ты прячешься, сучка мелкая, — и тут душегуб увидел, как впереди что-то мелькнуло. — Ах, вот ты где.

Мужчина хищнически облизнул зубы и на цыпочках понёсся в сторону жертвы, но и там её не оказалось. На земле даже не было следов. Андрея начало отпускать, возбуждение и радость сменялись тревогой и страхом. Он её упустил, упустил! Да и вообще, куда это его завело иступляющая одержимость погони? Вместо паркового леска с лиственными деревьями и множеством мелких и крупных кустов он стоял посреди грозных и высоких столбов соснового бора, засыпавшего землю толстым слоем ржавых и сухих иголок, и укрытого от взгляда таинственной дымкой лёгкого, прозрачного и обжигающе ледяного тумана.

Где-то вдалеке послышался смешок, скрипучий и противный, от которого по спине пробегают мурашки, а душа сворачивается в комок. Андрей крепче стиснул нож и прильнул спиной к шершавому стволу. В том проклятом месте не было ветра, что бы мог шелестеть игольчатыми ветками, не было ни жуков, ни птиц, что наполнили бы его жизнью; даже грозный филин побоялся бы проронить в том гиблом бору своё мрачное слово, чтобы не навлечь на себя беду и ужас. В абсолютной тишине, каждый шорох звучал как раскат грома и стократно отражался от древних стволов.

И вот, спустя мгновение бесконечности, Андрей заметил, как вдалеке из-за дерева медленно выглянула чья-то голова с длинной спутанной копной немытых волос, покачивавшейся в воздухе словно маятник. Фигура замерла, и мужчина смог ощутить на себе всю тяжесть взгляда её потустороннего ока, светившегося тусклым оранжевым светом. Этот взгляд завораживал, гипнотизировал и притягивал к себе, не позволяя оторваться от него, и в то же время внушал первобытный ужас и словно кислота разъедал душу изнутри, обращая её в пепел. Андрей судорожно дёрнул рукой, и голова мигом скрылась за деревом, но не успел мужчина опомниться, как из-за другого дерева появился неестественно высокий, худой и причудливо скрюченный силуэт. Сделав пару бесшумных шагов своими тощими ногами и махнув длинной, костлявой рукой, достававшей почти до самой земли, тень исчезла за соседним стволом. Маньяка скрутило и перекорёжило, он почувствовал, как тёплая жидкость пропитала трусы и стекла вдоль ног к туфлям. И вновь тень появилась и исчезла, но уже ближе, а до его ушей донёсся дребезжащий стук гнилых зубов. Страх парализовал его конечности, превратил в живую статую. Бывший охотник не смел шевельнуться, даже вздохнуть, пока среди гнетущей тишины он не услышал скрежет чьих-то когтей о древесную кору. Звук шёл сверху.

Словно молния ударила в его тело; Андрей отскочил от ствола и обратил свой взгляд на крону дерева, у которого только что стоял. Среди чёрных колючих ветвей он увидел пару оранжевых огоньков. Они приветственно моргнули.

— Ма…. Ма… Ма-ма!!! — писклявым и дребезжащим голоском завопил мужчина и побежал прочь. Он задыхался, но не мог прекратить верещать, а бившееся о рёбра сердце, грозилось в любой миг разорваться в клочья, словно пехотная граната. Бежать вперёд, куда глаза глядят — вот всё, что он мог делать, но куда бы он ни направил свой ошалевший от страха взор, он видел только одинаковые, ровные стволы. Андрей чувствовал влажное, смрадное дыхание на шее, словно кто-то сидел на его спине и пропускал когтистые пальцы сквозь его волосы. Страшась обернуться, он продолжал нестись по ухабам, но это липкое мерзкое чувство сводило его с ума, его шатало и хотелось блевануть.

Не в силах больше сопротивляться шёпоту своего страха Андрей обернулся; никто за ним не гнался. На мгновение он почувствовал облегчение, но затем его ботинок попал под торчавший из земли корень. Сухожилия натянулись, маньяк почувствовал тупую боль в колене и щиколотке. Равновесие было потеряно, но импульс сохранился, и беглец с воплем боли повалился на сырую землю, дважды перекувырнулся через себя и улетел на дно небольшого овражка, сильно приложившись обо что-то твёрдое головой.

Боль, как же ему было больно, и как же он её ненавидел. Он с удовольствием причинял её другим, упивался их страданиями, но сам не мог вынести и обычного укола. Андрей заплакал, словно маленькое дитя и попытался сжаться в комок, но боль стала только острее. Пища и пуская слёзы с соплями, он всё же приподнялся на локтях и увидел, что из побагровевших штанин торчал бледный осколок сломанной кости. Одно лишнее движение, и ногу прострелила резкая и острая боль, словно в оголённые нервы разом ткнули с десяток раскалённых игл. Андрей вскрикнул и инстинктивно дёрнулся; выстрел повторился снова. В глазах всё задвоилось, а голову наполнил низкий гул. Забыв про осторожность и страх перед правосудием, он собирался закричать, позвать людей на помощь, но его опередило мерзкое хихиканье.