Выбрать главу

– Нет. В каком году это было?

– В девяносто пятом.

– Меня тогда не было в Израиле. Я была так далеко, что даже трудно себе представить. Наверное поэтому. Ну хорошо. Вы сказали, что позвонили ей.

– Я умоляла ее оставить его, но она сказала, что у нее нет денег, и она одна не справится. Я пообещала дать ей денег, снять квартиру и устроить на работу. Но она снова принялась за свое: «все будет хорошо, не волнуйся».

– Пинхас опять слетел с катушек. Снова начались косяки, крики, угрозы. Он бросил работать, придумывая разные предлоги: то один подставил его, то другой надул. Тогда начались финансовые проблемы. Короче, замкнутый круг, из которого невозможно выбраться. В конце концов Бат Цур решилась оставить его. А он, разумеется, ни в какую. Пригрозил, что отлучит ее от детей. Тут наступила тишина, как перед бурей. Пинхас уехал жить в какую-то коммуну, и все угрозы и террор на время прекратились. Он перестал приходить, перестал видеться с дочерьми, будто потерял к ним всякий интерес. Сидел у себя в пустыне и целыми днями медитировал. Бат Цур нашла адвоката, который оформил развод, и Пинхас явился в суд и в раввинат и все подписал. Через несколько месяцев, когда все улеглось, Бат Цур нашла нового супруга, которого звали Земер[18] – удивительно, но он и правда зарабатывал на жизнь музыкой: организовывал народные песни и танцы. Я снова стала навещать их и привозила с собой маму с папой, чтобы они могли полюбоваться на внучек. Пинхаса никто не вспоминал, всем было гораздо спокойнее без него.

– Через пару месяцев выхожу я с работы, включаю радио и слышу, как в новостях передают, что женщина, две ее маленькие дочери, муж и сестра – пятеро совершенно невинных людей – убиты в мошаве Гезер на семейной почве.

– О, Господи!

– Короче, этот психопат расстрелял всю семью, а потом побежал в поле за домом и пустил себе пулю в лоб.

– О, Господи! Какой ужас!

– Нельзя передать! Прошли годы, и кто страдает все это время? Мама с папой! Какое несчастье!

– Кто же пишет эти надписи?

– Наверное, кто-то из семьи Бат Цур. Откуда я знаю? Да и какая разница? Это как наказание Сизифу – ты стираешь, а они пишут, ты снова стираешь, а они снова пишут. Вы знаете, сколько раз это повторяется? Как минимум десять. Могилу Пинхаса полностью разрушили, камня на камне от нее не оставили. Нас даже на похороны не пустили, сказали, чтобы ноги нашей там не было. Потом звонили моим родителям, угрожали, и они перестали выходить из дома. Раз в год они берут такси и тайком едут на могилу к внучкам. Даже меня с собой не берут, хотят побыть в одиночестве. А может, они говорят с Пинхасом, спрашивают его, зачем он разрушил всю жизнь им и мне, как он мог такое сделать. Вся их жизнь исковеркана, они теперь боятся даже собственной тени. Слава Богу, что они вместе, что они любят друг друга. Хотя бы так!

– Но ведь они ни в чем не виноваты, да и вы тоже. Как вы могли знать?

– Теперь я это понимаю, особенно после помощи психолога. Мы и не знали, и как бы знали. Только мне и в голову не могло прийти, что он может кого-нибудь убить.

– Конечно. Этим только Господь Бог распоряжается.

– Я только не могу понять почему. Почему он сделал такое ни в чем не повинным людям? Вы ведь знаете, считается, что если хорошенько покопаться в прошлом таких людей, всегда можно что-нибудь отыскать – жестокое обращение, унижение, чувство неполноценности. Но в случае с Пинхасом я не могу припомнить ничего подобного. Он просто родился таким чудовищем. Всегда считал себя козлом отпущения.

– Надо положить конец преследованию ваших родителей. Как бы ни страдали семьи убитых, они не виноваты.

– Мы сами настолько ощущаем себя виновными в том, что случилось, что у нас нет никаких сил ни с кем бороться.

Сиван взяла обе руки Бат Хен в свои ладони и сжала их друг с другом.

– Вы не одна. Я помогу вам.

Глаза Бат Хен наполнились слезами.

– Вы просто добрый ангел нашего дома. О вас уже вся улица говорит. Как вы починили за свой счет лестницу и входную дверь. Мы к такому не привыкли. Здесь каждый думает только о себе, и каждый боится Дани. Вы видели его?

– Мельком. Я видела в документах на дом, что он значится владельцем крыши.

– Он большой мошенник, но у него есть деньги и связи. У него еще много всего во Флорентине. Он прибирает к рукам крыши, заставляет ничего не понимающих людей подписать отказ от своих прав взамен какого-нибудь ничтожного ремонта, потом дает взятку подрядчику, строит тяп-ляп еще три-четыре этажа, а все денежки кладет себе в карман.

вернуться

18

Певец (Идиш).