Глумливые возгласы и стук по столам переросли в рев, заглушивший голос Жислен. Она спокойно ждала, а когда гул поутих, взяла верх над угасающей какофонией:
— Он делал это по моему приказу.
Молчание опять сменилось ревом. Жислен подняла руку, требуя тишины. Мари-Луиз обвела мимолетным взглядом главных действующих лиц. Коммунист и Виктор явно опешили; отец продолжал сидеть как ни в чем не бывало.
— Я отдавала эти приказы, чтобы месье Анси мог и дальше снабжать меня важнейшей информацией о бошах и их планах. Боши должны были ему доверять: это было жизненно необходимо. Я решила, что для нас важнее получать разведданные, какие мог добыть только мэр, чем спасти горстку рабочих от депортации в Германию. Если бы их не нашли, боши просто забрали бы других…
Мишель Анси, который все это время не отрывал бесстрастного взгляда от репродукции Делакруа, повернул голову к Жислен. Если его лицо и выражало что-нибудь, то Мари-Луиз не сумела этого прочесть. Коммунист поднял руку и заговорил:
— Нам об этом неизвестно! Почему?
Жислен посмотрела ему прямо в глаза.
— Потому что я не знала, кому доверять. Если бы я сказала вам — или даже месье Рембо, — она кивнула в сторону Виктора, — и кто-нибудь из вас попался бы в руки бошам, все пошло бы прахом. Вам не было необходимости об этом знать — поэтому я ничего и не говорила.
Коммунист гневно всплеснул руками и покачал головой. Виктор зажег сигарету и, прикрыв глаза, стал раздумывать над словами Жислен, не обращая внимания на восклицания и вопросы, волнами катившиеся по толпе. Жислен показала, что хочет продолжать.
— Итак, я говорю вам, что месье Анси не предатель. Он выполнял свой долг с определенным риском для себя. Мы не друзья. Я не могу отвечать за все, что он сделал за последние четыре года. Но по крайней мере в этом вопросе он был патриотом.
Жислен кивнула «судьям» и начала пробираться к столу у стены. Толпа расступалась перед ней в почтительном молчании.
Заняв прежнее место, Жислен скрестила руки на груди и принялась наблюдать. Виктор задумчиво пустил над столом клуб дыма и заговорил:
— Mes amis[137], в свете того, о чем только что рассказала нам Жислен Пру, мы должны принести месье Анси свои извинения… — он взглянул на отца Мари-Луиз и запнулся, — по крайней мере, по этому делу. Подозреваю, monsieur, что у нас еще будут к вам вопросы, но сейчас вы можете идти.
Мишель Анси медленно поднялся, застегнул пиджак и надел шляпу. Коротко кивнув сидящим за столом, он зашагал к двери, не глядя по сторонам и оставляя за собой шлейф жестов и комментариев.
Когда остальные поднялись, чтобы обсудить увиденный спектакль, Мари-Луиз осталась сидеть, привалившись спиной к стене. Видя перед собой только спины, она чувствовала, что тесная стена тел защищает ее, а запах нестиранной одежды, похмелья и табака согревает и успокаивает. Никем не замеченная, она курила, а людской щит истончался, пока между ней и Жислен, которая тоже курила в одиночку, не остались редкие группки по три-четыре человека. Командир Сопротивления перебросила ноги через стол, подошла к Мари-Луиз и села рядом. Между ними было не больше метра. Они смотрели, как пустеет комната, пока в углу не осталась горстка любителей посплетничать. Их голоса разносились эхом в полупустом пространстве, отскакивая от твердых блестящих поверхностей деревянной мебели. Наконец Мари-Луиз и Жислен остались почти одни.
Мари-Луиз шумно сглотнула и наконец тихо произнесла:
— Спасибо. Ты спасла его.
Бывшая подруга затушила сигарету туфлей и ответила:
— У меня для тебя кое-что есть.
Она опустила руку в карман брюк и протянула Мари-Луиз сложенный кусок плотной бумаги. Та неуверенно взяла его. Развернув квадратик, она увидела, что у листа порванный край. Это была страница из какой-то книги, исписанная с двух сторон именам и адресами. Мари-Луиз пробежала глазами первую страницу, но ничего не поняла. Дойдя до трети второй, она увидела собственное имя, а под ним четко выведенную надпись: «Лейтенант Адам Коль, люфтваффе». Разгадка обрушилась на Мари-Луиз, как удар молнии. Кровь застучала в висках, и она ошеломленно покачала головой.