Выбрать главу

Дяглов осторожно опросил:

— Вы сами примете участие в вылазке?

— Вопрос мне кажется неуместным, господа! — отрезал Максимов. — Скажу честно: если бы мы были уверены в ваших возможностях, то оружие давно уже было бы здесь. Требуется доказать, что вы его заслуживаете. Произведите вылазку — посмотрим, на что вы способны! К тому же прошу иметь в виду, что, помимо всего прочего, это отвлечет внимание чека от совещания атаманов, на котором я должен присутствовать, кстати, вместе с вами, полковник Шаворский, — добавил он многозначительно,

Члены тройки переглянулись между собой. Было ясно, что специального представителя более всего другого заботит собственная безопасность.

Однако спорить действительно не приходилось. Было решено, что завтра ровно в семь часов вечера Дяглов выведет из катакомб всех имеющих оружие повстанцев, захватит Нерубайское, постарается удержать его в течение полутора — двух часов и уже в темноте с боем отступит обратно в катакомбы.

— Этого, я думаю, достаточно, — сказал Максимов.

На следующее утро один из чекистов, проходя мимо квартиры Баташова, увидел на окне прилепленный к стеклу с внутренней стороны крохотный обрывок бумаги. И к Нерубайскому были скрытно подтянуты войска…

Замысел Оловянникова полностью оправдал себя: Шаворский узнал из каких-то источников, что Арканов уехал в командировку, и это его ничуть не встревожило: так уже случалось.

Днем он сообщил по явкам, где до поры до времени скрывались атаманы, что обстановка для совещания благоприятная, и велел сойтись у Резничука между девятью и половиной десятого вечера, рассчитывая, что как раз к этому времени в ЧК начнется переполох из-за провокации в Нерубайском.

Атаманы и на сей раз проявили редкостную дисциплинированность: все пришли точно к назначенному часу. Теперь доставало только захлопнуть мышеловку.

В анналах истории Одесской губернской чрезвычайной комиссии много есть более сложных и трудно осуществимых операций, но ни одна из них, пожалуй, не была такой результативной, как эта. Пять известных атаманов, два главных руководителя одесского белогвардейского подполья и восемь более или менее значительных бандитов — таков был урожай, собранный в тот вечер одесскими чекистами.

Их задача особенно упростилась, потому что охрану совещания Шаворский поручил своему испытанному помощнику… Седому. Все восемь бандитов, приехавших с атаманами в качестве телохранителей, были переданы в его распоряжение.

Алексей расставил их на порядочном расстоянии друг от друга: одного у ворот, троих вдоль каменной ограды, окружавшей графский участок, еще троих распихал по саду и лишь одного, помельче, отвел к забору, выходившему на Ланжерон.

Шаворский лично осмотрел посты.

— Почему с моря только один человек? — спросил он. — Здесь опаснее всего.

— Я сам тут буду, — успокоил его Алексей.

Шаворский ушел во флигель. Совещание атаманов началось.

Чекисты аккуратно сняли часовых. Одного за другим Алексей подводил бандитов к заборчику и говорил:

— Спускайся вниз, будешь за берегом следить. Здесь невысоко, метра два…

Едва бандит слезал по стене в кусты, там начиналась короткая отчаянная возня, и вновь наступала безмятежная тишина, лишь волны ровно шумели на Ланжероне.

Заминка получилась только, когда из флигеля неожиданно вышел Резничук. Алексей как раз направлялся за последним часовым, дежурившим у ворот. Резничук, который вообще вел себя неспокойно весь день (видимо, чувствовал что-то), увязался за ним. Алексею пришлось пристукнуть его в кустах — ничего иного ему не оставалось.

Через несколько минут графский приусадебный участок был оцеплен чоновцами. Чекисты заполнили поляну перед флигелем, встали возле окон. В саду появились Оловянников, Демидов и сам председатель губчека Немцов.

Оловянников велел Алексею вызвать Шаворского.

— Возможно, компанию глушить придется, а этот мне нужен живым и невредимым, — пояснил он.

…В комнате с запертыми и плотно завешенными окнами было нечем дышать. Разопревшие от духоты атаманы слушали «заграничного делегата». У толстого Гуляй-Беды сонно слипались глаза. Солтыс ковырял пальцем в бороде, а черноусый самодовольный Панас Киршуло раскачивался на стуле и скептически морщил нос.

Стоя к двери, Максимов говорил, взмахивая кулаком:

— … назрела жгучая необходимость до конца уничтожить все враждебные нам силы и создать условия для построения крепкого государства, с которым будут вынуждены считаться западные державы. Такова наша ближайшая цель. В дальнейшем мы ставим перед собой еще более высокие задачи…