- Попробуйте лечь. - Я положила подушку повыше, чем было до этого.
Алла Леонидовна осторожно легла, поерзала, прикладываясь поудобнее. Ее лицо расплылось в счастливой улыбке.
- Да, так хорошо! Маша, скажи, а ты так и лежишь в коридоре? Не перевели тебя еще в палату?
- Нет, Алла Леонидовна, пока не перевели.
- Знаешь, я тут что подумала... - Задумчиво проговорила Алла Леонидовна. - А не желаешь ко мне в палату переехать?
Предложение было столь неожиданным, что я распахнула глаза.
- Подожди отказываться. - Заметив мою реакцию, сказала бабушка. - Сама подумай: тут скучно, а вдвоем веселее, это раз. Во-вторых, если мне нужна будет помощь, не придется ждать медсестру. Ты рядом и сумеешь помочь. А в благодарность я буду развлекать тебя разговорами. Ну, что скажешь?
Я очень хотела сказать: "да". Но пока я не признаюсь Алле Леонидовне, что я из детского дома, это будет считаться обманом. Ведь она не будет знать, кого приютила.
В то же время, признаться было страшно.
- Спасибо вам за участие. Но я как-нибудь обойдусь. - Как можно мягче отказалась я. Бабушка открыла рот, собираясь возразить, но я сделала вид, что не заметила и поспешно добавила: - Я почти уверена, что какая-нибудь койка в палате да освободится. Не могут же пациенты тут вечно лежать. - Неудачно пошутила я.
- Ой, Маша, много ты понимаешь. Иные долго лежат. - Не сдавалась бабушка. - А я все же настаиваю. Пойми, нам обеим так будет лучше.
Я опустила взгляд в пол. Может и лучше, но мне точно нечем платить за палату. Словно прочитав мои мысли, Алла Леонидовна воскликнула:
- Маш, оплату я беру на себя! Ну же, соглашайся.
- Извините, я не могу. - Не могу обманом проникнуть в палату и признаться тоже не могу.
- Да почему же? - Искренне недоумевала бабушка. Я отвела глаза в сторону, уже чувствуя себя обманщицей. - Маша, есть причина, о которой я не знаю? - Ловя мой взгляд, пытливо спросила она.
Мне было откровенно стыдно. Слова просились на язык и я закусила губу, чтобы смолчать.
- Извините, меня наверное, уже ищут. Мне идти пора.
Я практически выбежала под окрик Аллы Леонидовны, призывающий меня остаться.
Сразу после обеда ко мне подошла Света.
- Маш, вставай, идем. - Позвала она за собой.
Я неловко поднялась и пошла следом.
- А куда мы идем? - Спросила, когда поравнялась с ней.
- Сейчас все узнаешь.
Больше всего я не люблю неизвестность. Если со мной будут что-то делать, то хотелось бы знать. Но мне пришлось вдохнуть поглубже, призывая себя успокоиться и сжать пальцы, нервно теребящие разрез рубашки: хмурое выражение на лице Светы однозначно сообщало, что рассказывать мне что-либо она не намерена.
Мы подошли к процедурному кабинету, и Света заглянула внутрь.
- Геннадий Семенович, вот Сироткину привела.
- Пусть заходит. - Ответил мужской голос.
Света подтолкнула меня вперед и закрыла за мной дверь. Рядом с кушеткой стоял врач, облаченный в медицинскую маску, перед ним металлический стол с инструментами, от вида которых мне тут же сделалось плохо. Ассистент врача - женщина лет тридцать, с модной стрижкой "каре" стелила на кушетку одноразовую пеленку.
- Иди сюда. - Поманила она меня к себе. - Ложись на кушетку.
От испуга, что сейчас что-то будут делать, сердце забилось быстро-быстро. На ватных ногах я подошла к кушетке и с помощью медсестры легла. Она взяла ножницы и ловким движением разделила мою сорочку на две части по уже образованному ранее разрезу. Врач в это время набирал в шприц какую-то жидкость из пузырька. Брызнул вверх, удаляя воздух и сменил медсестру.
- Тампон. - Медсестра протянула кусок ваты, зажатый в щипцах, и флакон раствора. Хотя мне и было страшно, но я внимательно следила за действиями врача, из-за чего пришлось держать голову на весу. Геннадий Семенович недовольно посмотрел на меня, но промолчал; обильно смочил вату и приложил к пластырю. Через полминуты подцепил его щипцами и осторожно снял.
Под пластырем обнаружился некрасивый шов с трубкой посередине.
- Тампон.
В этот раз кусок ваты медсестра смочила в растворе йода. Врач обильно смазал шов и часть трубки, а также область вокруг шва.
- Новокаин. - Медсестра подала шприц, при виде которого я нервно сглотнула. Пока Геннадий Семенович делал уколы, я лежала, вцепившись в пеленку. Первый укол был больным, остальные терпимые. Последний я даже не почувствовала.
- Игла.
Врач свободными стежками прошил кожу вокруг дренажа. Натянул концы нити и передал держать подошедшей сестре. Сложил кожу вокруг дренажа в складку и, отрезав нити старого шва, быстро вынул трубку. Медсестра тут же потянула за концы нитей, стягивая кожу. Врач забрал нити из ее рук, сделал крепкий узел и наклеил поверх шва свежую медицинскую наклейку.
- Все, можешь идти.
Я села, растерянно хлопая глазами. Как быстро все произошло! Не так уж и страшно, зато какой опыт! Наверняка пригодится в моей будущей профессии.
Я взяла остатки рубашки и прикрылась ею, неловко ерзая. Одеть мне теперь было нечего! Медсестра заметила мою растерянность.
- Что?
- Мне... Мне одеть нечего. - Испытывая стыд, объяснила я.
- Ну а я что могу сделать? - Возмутилась она.
Чувствуя себя одновременно обузой и неудачницей, я попробовала замотаться в тряпку, недавно еще бывшую рубашкой. Получилось так себе.
- Выдай новую рубашку. - Выходя, бросил врач.
- Сиди уж, щас принесу.
Она ушла, а вернулась минут через пять, неся в руках точно такую же рубашку, что была до этого на мне.
Я поблагодарила и осторожно оделась. Медсестра больше не обращала на меня внимания, занятая перекладыванием инструмента. Я вышла и поспешила к себе. А когда вернулась, меня уже ждал сюрприз.
Моя кровать чудесным образом исчезла! Я оглянулась, предполагая найти ее в другом месте. Но коридор был абсолютно чист!
В голову закралась радостная мысль, что скорее всего, мне нашлось местечко в палате. Чуть ли не в бегом я подошла к посту, выискивая Свету. На мое счастье, она оказалась на месте.
При моем появлении Света подняла голову от бумаг и посмотрела на меня.
- А, Маш, пойдем, покажу, куда ты переехала.
Света встала из-за стола и повела меня по коридору. Остановилась возле восьмой палаты и ступила внутрь.
- Заходи. Алла Леонидовна была столь любезна, что разрешила тебе с ней палату делить.
На меня нахлынула целая лавина чувств. Но ярче всех выделялся стыд, ведь я так и не сказала Алле Леонидовне, кто же я такая!