Я открыл дверь, и от увиденной картины меня буквально захлестнула волна гнева. Вообще-то, по здравому размышлению я понимаю, что ничего плохого девушка не сделала. Но это позже, а в тот момент я практически почувствовал, что поймал ворюгу за руку.
- Нормально. А это для тебя что ли?
Девушка замерла над пакетом, тараща на меня свои большие испуганные глаза. Я же молча разглядывал ее, ощущая презрение каждой клеточкой тела. Не ухожена, не воспитана, еще и задира. Фингал под правым глазом, спутанные темные волосы, синюшные тощие руки. На тело надета длинная тонкая сорочка, не особенно скрывающая упругую грудь небольшого размера и круглые бедра. Но вот синяки от побоев, которые скорее всего имелись под сорочкой, ткань прятала хорошо.
К презрению примешивалась жалость, но ровно до тех пор, пока меня не осенило: скорее всего, во всем виноваты наркотики.
Девчонка откровенно тощая. Ну точно, на игле. Под темными следами побоев с моего места мне не было видно, в каком состоянии ее вены. Впрочем, это было не важно, потому что я в своих выводах не сомневался. Наверняка, в этом тщедушном теле скрывался клубок омерзительных болезней. Успокаивая себя, я все же решил: ее болезни вряд ли передаются воздушно-капельным путем, иначе девушку отвезли бы в инфекционную больницу. Но вот СПИД вполне может быть.
В тот день бабушка потребовала от меня отстать от девушки. Доводы мои слушать не стала, сославшись на опыт своих лет. Я же по-настоящему испугался: неизвестно, чего ждать от такого соседства. Как бы бабушка не пострадала.
Мы поговорили, но как это часто бывает, когда старушке приходит очередная идея в голову, спорить оказалось бесполезно. Несмотря на добрые глаза и мягкую улыбку, характер у старушки железный.
Я покинул палату, едва сдерживая злость на бабушку за ее непроходимое упрямство. Собирался хлопнуть дверью, как наткнулся на сиротливую мордочку со взглядом побитой собаки. Этот ее чертов взгляд, проникающий в самую душу, заставил почувствовать себя подлецом за удачу родиться в полноценной семье. Вот вообще, ерунда полная, моей-то вины в этом нет. Так какое право имела она обвинять меня?!
Злость требовала выхода, и я прижал девчонку к стене, стараясь не раздавить. Ее лицо оказалось в сантиметре от моего, и всего на секунду я опешил, разглядывая чистую кожу без изъянов. Как-то это не вяжется с образом наркоманки. Может, только начала?
Ощутил, как под рукой, что лежала на горле беспризорницы, бился пульс: часто и быстро, словно сердце испуганной пичуги. В больших глазах, опушенных густыми ресницами, застыл страх и почему-то ее вид побитого щенка привел меня в неописуемую ярость. Хотелось крушить и ломать, и наверное поэтому я сказал злые слова. Не замечая собственных усилий от бушевавшей внутри ярости, сжал тонкую шею, пока девчонка вдруг не захрипела. Отскочил в страхе, в ужасе от собственных эмоций, что едва не прибил эту мелочь, и стараясь, чтобы ни Вера ни эта девчонка не заметили смятения, надел на лицо маску презрения.
- Фу, гадость какая.
Развернулся и стремительно пошел, не дожидаясь Веры. Она все же догнала и прицепилась за руку, чтобы не отстать. Темп был слишком быстрым, но я не обращал внимания, испытывая стойкое желание убежать как можно дальше.
Маша
Зайти в палату было боязно. Теперь, когда агрессоры ушли, а страх потихоньку отпускал, внутри меня проявилось другое чувство. Чувство острого сожаления, что не поговорила с Аллой Леонидовной раньше. Сейчас уже поздно; она наверняка не захочет разговаривать. Алла Леонидовна хороший человек; вряд ли она отвернулась бы от меня, узнав правду. Но ведь сделанного не воротишь.
Стоять в коридоре вечно, прижавшись к двери, я не могла. Мне следовало решиться и встретиться с разочарованным во мне взглядом Аллы Леонидовны. И лучше не затягивать. Я сделала максимально глубокий вдох - несчастные ребра тут же заныли - и с выдохом потянула ручку двери на себя.
- Алла Леонидовна... - Зашла, опустив глаза в пол. Стыдно. - Простите меня, я вам соврала...