Она покачала головой и подняла руки в примирительном жесте, ни на чем не настаивая.
– Если потребуется, найти отправителя будет несложно. Вы же знаете, сколько информации хранится в цифре? – на миг она прикрыла глаза. – Поймите, я не собираюсь загонять вас в угол. Но это дело – освобождение Руби, ее смерть – привлекло к себе внимание, поэтому кто-то обязательно захочет добраться до истины.
Но пока, кроме нее, желающих не было.
– Не знаю, что вы хотите от меня услышать, – сказала я.
– Наверное, хочу удовлетворить собственное любопытство. Поставить последнюю точку, если угодно, – Блер переступила с ноги на ногу, окинула меня пристальным взглядом. – Харпер, вы с самого начала знали, что она невиновна?
– Нет, – ответила я. И это правда. – Скорее, я не была уверена в ее виновности.
Электронное письмо адвокату я послала еще в январе. Проведя Рождество с братом, когда я ему рассказала о суде и моей роли в том, что ей вынесли обвинительный приговор.
Он спросил: я уверена в том, что она виновна? У меня не нашлось ответа. И его вопросительный взгляд так и стоял у меня перед глазами.
Наверное, этот вопрос не давал покоя и ему, под Новый год он позвонил снова. Извинился, но легче мне не стало.
Была ли я уверена?
В чем вообще можно быть уверенным?
Я тогда полагала, что система все утрясет – какая наивность! Ведь система – это мы. Это мы решаем, что впустить, а что оставить за бортом.
И вот, проведя конец зимних каникул в этом пустом доме, я снова изучила все обстоятельства, чтобы убедить себя.
Я сохранила все сообщения с нашей доски объявлений – не сомневалась, как и все мы, что где-то между строк проявится истина. И я все себе докажу. Буду знать, что мы поступили правильно, так, как было нужно.
Когда я увидела это сообщение, я едва его вспомнила. Но стала разбираться – что стоит за комментариями? Какой смысл заложен в вопросах? Марго спрашивает: а если найдем что-то другое? И Чейз отвечает: другого не надо. Хавьер, Тина, Шарлотта и Чейз – все они «поставили» на Руби. Но почему?
– Я подумала: это улика, и дело пересмотрят. Сочтут возможным – пошлют на апелляцию, – объяснила я. – Тогда мы будем знать наверняка. Но я никак не ожидала, что все вернется в точку А. Что в итоге ее выпустят.
Иногда мне по-настоящему верилось в ее невиновность. А позже, скажем, когда я нашла зарытые во дворике ключи, я поверила в то, что виновата она.
И вот в моем доме Блер Баумен, хочет поставить последнюю точку. Но разве это возможно? Руби освободили благодаря мне, хотя тогда я точно не знала, виновна она или нет. Но я была за нее ответственна: за то, что она сделала, за то, что сделали с ней.
– Думаете, оно стоило того? – спросила я Блер. Руби вышла на свободу, но эта свобода стоила ей жизни. Если наша цель – правосудие, едва ли мы ее достигли.
Блер ответила не сразу, еще раз оглядела дом.
– Я ведь ей говорила: не надо сюда возвращаться, – Блер тоже извинялась за то, что случилось потом. Будто тоже считала себя виноватой. – Сказала, что встречаться с вами ей не надо. И она обещала, что не будет.
Я уставилась на нее.
– Она знала, что это я?
– Конечно. Как только увидела это письмо, сразу поняла, что его отправили вы.
Шея покрылась гусиной кожей – я вспомнила ее последние слова, какие она якобы сказала Маку у края озера. «Из всех людей именно Харпер, ты представляешь?»
– Мне она ничего об этом не сказала.
А если бы сказала, все могло быть иначе? Если бы спросила? Если бы мы с ней обо всей этой истории подробно поговорили?
– Наверное, ей не были ясны ваши мотивы.
Я посмотрела на часы. Надо заканчивать сборы, скоро в дорогу, иначе придется ехать по темноте.
– Буду собираться, – сказала я, провожая ее к двери.
– Хотите совет, Харпер? – спросила она, переступая через порог.
– Валяйте.
– Если не хотите, чтобы кто-то в этой истории копался, удалите вашу почту. Уберите из вашего компьютера абсолютно все. Будто ничего этого не было. Если кто-то к вам заявится, не открывайте.
Блер спустилась по ступенькам к своей машине.
– Не беспокойтесь! – крикнула я ей вслед. – Сидеть тихо – это я умею.
Она скользнула за руль и через плечо оглянулась, в ее мимолетном взгляде читалось сомнение.
Будто она уже забыла, какие мы все здесь великие притворщики.
И напоролись на то, за что боролись.