Вдруг мастер наклонился и, вынув из-за пазухи железную коробочку, «приклеил» ее к стальной раме платформы; это была магнитная мина, похожая на черепашку.
Пройдя весь состав от хвоста до паровоза, они убедились в том, что на каждой платформе сидит автоматчик.
«Охрана надежная… — задумался «масленщик». — Как же все-таки пробраться на какую-нибудь платформу и проникнуть под тюки?..» Он зашел за шпалы, лежавшие штабелями между путями, и присел там как бы по нужде, а усатый проследовал дальше, к станции.
Вскоре эшелон тронулся. Сидя за шпалами, «масленщик» приметил, как перед отходом поезда часовой, стоявший на тормозной площадке последнего вагона, перелез на платформу и уселся там в нише между тюками. Да, на сене явно поуютнее и не будет так продувать, как на открытой площадке!
Когда последний вагон поравнялся с тем местом, где укрывался «масленщик», он выскочил оттуда, пригибаясь, кошкой вспрыгнул на ступеньки тормозной площадки последнего вагона и, скорчившись, замер.
Убедившись в том, что не был замечен часовым, поднялся на тормозную площадку и присел на корточки, крепко сжимая финку: а вдруг немец вздумает вернуться на свое место?
Большегрузный поезд, набирая скорость, прогромыхал через мост и покатился к линии фронта.
«Масленщик» прислушался: часового не слышно. Может, уже задремал? Нет, надо выждать. Взглянул тихонько на край дощатой стенки и увидел солдата: тот нахлобучил на лоб стальную каску, и было неясно, закрыты у него глаза или нет. Вот он склонил голову налево. Значит, надо подбираться справа…
Цепляясь за край дощатой стенки, «масленщик» переполз через нее и прильнул к тюкам. Передохнув, пополз к нише справа. В последнее мгновение часовой вдруг открыл глаза и схватился было за автомат — даже успел пробормотать «хенде», но затем вместо слова «хох» из груди у него вырвался лишь глухой хриплый стон: «Ох…»
Сняв с убитого автомат, «масленщик» стал быстро действовать: теперь нельзя медлить — скоро будет станция. Да и магнитная мина может сработать! Раздвинув тюки, он нащупал… холодную сталь. Выдернул один тюк, другой, третий… Гусеница! Широкая! Кажется, около метра… Вынув еще несколько соломенных тюков, изучил лобовую броню: пожалуй, пятнадцать сантиметров будет… Ого, какой-то новый, сверхтяжелый танк!
«Масленщик» перебрался на тормозную площадку и, присев на ступеньках, стал выжидать благоприятный момент для прыжка: скоро станция, и поезд при подходе к ней наверняка замедлит ход. Вроде уже светает — звезды начинают бледнеть…
Вскоре поезд действительно начал притормаживать. Вот-вот покажутся дзоты, окружающие станцию. Крепко прижав автомат к животу, «масленщик» прыгнул по ходу движения и кубарем покатился по песчаному откосу…
Об этой ночной разведке Нина ничего не ведала. Узнала лишь на другой день от «отца». Передавая «дочери» сведения, он шепнул ей на ухо:
— Я таких чудовищ у них не видел… Наверно, хотят ошеломить нас!
Не знали тогда ни «масленщик», ни Григорий Михайлович, ни Нина о том, что Гитлер решил подавить наши войска на Орловско-Курской дуге новыми танками с грозными названиями «тигр» и «пантера».
Вскоре Центр получил от Луги и Лана эти ценные сведения.
Ночной гость
Май сорок третьего года был прохладный, и Григорий Михайлович, надевая телогрейку, вспомнил пословицу: «Вот так май! Коню сена дай, сам на печь полезай». А жена поправила его: «Май холодный — год хлебородный».
Заботы о большой семье не давали им покоя. Кроме картошки, посаженной на огороде, были у них посеяны рожь, овес и просо на небольших делянках недалеко от поселка. «Была бы бульба, просо да жито — проживем сыто», — не раз говорила Анна Никитична.
Прислушиваясь к разговору местных жителей, Нина улавливала в них главную заботу — о пище. Девушка внимательно присматривалась к людям, которые приходили к «отцу», и каждого прощупывала взглядом: кто он, что он?
Но понять их было не так просто: люди чурались друг друга и нередко скандалили по всяким мелочам. Вот, например, длинноносая соседка повздорила с Анной Никитичной из-за того, что чужие куры перешли на ее двор и что-то там поклевали…
Вгорячах Анна Никитична обозвала соседку «языкастой ведьмой», за что та еще больше взвилась:
— Молчи, коммунистка! Думаешь, если твой муж помощник старосты, то на него и управы нет?
И понесла на всю улицу: «А уж и впрямь ли Нинка — дочка Михалыча? Уж больно мачеха ласкова с падчерицей: к работе не приневоливает. Может, это как раз дочь какого-нибудь партизанского комиссара и ее тут укрывают, чтобы потом милость от коммунистов получить?..»