Вот оно! Слышишь? Как ревностно залаяли собаки на цепи за заборами – это по улице бежит свободная собака. Как в хоре птичьего пения и щебетания настойчиво кукарекает петух, возвещая начало нового дня, квохчут куры – значит, гнезда заполнились, и на сковороде скоро зашипит яичница или гренки из черного хлеба. Рогатый скот мычит и блеет – это зов для хозяина: пора браться за дело. Где-то поблизости сильные мужские руки раскалывают тяжелые бревна одним ударом топора – совсем скоро по округе разнесется запах затопленной бани. А на самой улице – тишина, и это значит, что детвора еще спит.
Ну что же, пришло время зайти, а не то все пропустим. Осторожно: здесь крутые ступеньки. Потянем тяжелую входную дверь и зайдем на кухню. Чувствуешь? Какой запах бьет в нос сразу же, как только открываешь дверь? Все домашние знают: так может пахнуть лишь свежее, только доенное молоко и жарящиеся на плите оладьи. Пройдем дальше тихонько, у маленькой комнаты мы не станем задерживаться: нельзя мешать людям, когда они читают. Прикроем за собой дверь в гостиную и сядем на этих креслах. Садись поудобнее, мы не пришли рано и не опоздали. Я уже слышу шорох в комнате за стеной, все верно: они проснулись. Выходят!
– Ух ты! Скорее! Ты только взгляни за окно! – старшая подтащила младшую сестру к окну.
А там! Там красота в чистом виде. Большие, порхающие, какие только можно вообразить, крупные хлопья первого снега. Волшебство! Рот Яны ни в какую не желал закрываться. Этот первый снег навсегда останется в ее памяти.
– Пошли скорее на улицу! – недолго думая воскликнула она.
Дети схватили колготки, теплые носки с батареи и моментом их натянули. Зимний морозец ударил в легкие. На глаза навернулись слезы. Кристаллики звонко похрустывали под новенькими валенками. В такие моменты только громкий смех может по-настоящему выразить восхищение ребенка.
– Красиво! – лишь это слово вертелось в голове четырехлетней Яны.
– Совсем скоро мы сможем сделать снежную бабу, – довольно протянула старшая, Кристина.
– И бабушка обещала построить нам горку, – напомнила сестренка.
– Но разве это возможно? – вслух подумала Кристина. – Она получится очень маленькой: здесь не так уж много места.
– А мы сделаем ее маленькой, но высокой-превысокой, – в голове Яны не было чего-либо невозможного.
Когда все взрослые – папы и мамы, дедушки и бабушки – заняты монотонной работой, дети, пока еще не осознающие своего счастья, лежат на снегу и морщатся от падающих в глаза хлопьев, стараясь как можно больше поймать их языком. Разглядывают разнообразных созданий.
Какой хрупкий, нежный, благой, очаровывающий момент – начало жизни. Период познания магии, что доступна человеку: шелест листьев осенью, шлепанье по лужам в резиновых сапогах, стук дождя по подоконнику, дружеское перемирие, материнские объятия, запах новогодней елки, предвкушение праздника, сладкий вкус конфет и волшебства сказок. Так замечательно и свободно!.. Но как же грустно быть птицей с подрезанными крыльями, которыми многие становятся позже. Радость от познания и открытия великого мира длится совсем недолго. Что-то идет не так…
Уже в четырехлетнем возрасте у Яны появилась наблюдательность, думы и умозаключения. Вдруг в прекрасный детский мир начали вторгаться уже не столь радужные картины. Здесь мы закончили. Идем дальше?
За этой дверью находится момент, где Яна пребывает на восьмом этаже однокомнатной квартиры. Заходи. Здесь мы с тобой постоим в углу: тут некуда сесть. Этот зеленый диван, на котором сидят сонные и лохматые дети, – единственный. Он и кровать, и место отдыха, и игровая площадка. Сейчас поздний вечер, но, кажется, не вся семья в сборе. Не хватает отца, но я уже слышу, как он отворил подъездную дверь и вызвал лифт. А вот и звонок в дверь.
На пороге квартиры появился мужчина лет сорока. У него ужасно неопрятный вид. И дело вовсе не в отросшей бороде, пропахшей и измазанной соляркой кофте и грязных руках. А в градусе, что он принял. Да: пьян настолько, что глаза, да и все лицо опухли и заплыли.
– Ты снова пьян? – раздался голос женщины с кухни.
– Я не пьян! – глава семьи всегда искренне удивлялся в таких случаях. – Мы выпили-то грамм по двести, и все.
– Да ты еле держишься на ногах. А ведь у тебя дети, и они все видят, – женщина заводилась сильнее с каждым словом. – Посмотри, как мы живем. У нас даже хлеба в хлебнице нет. От случая к случаю, а ты сидишь в баре и пьешь, пропивая последние копейки.